Кощеева гора - Елизавета Алексеевна Дворецкая Страница 15

не приходилось. Речица была женщиной статной и полногрудой; округлое лицо с высокими скулами было не столько красивым, сколько миловидным, но большие, широко расставленные карие глаза с сосредоточенным выражением придавали ей вид загадочный, будто она полна мыслей о каких-то тайных делах, о которых никому не рассказывает. Одеваться она любила ярко, и год спустя после смерти второго мужа о ее вдовьем положении говорило лишь покрывало на волосах – из тонкого, полупрозрачного синего шелка. Матерью ее была Волица, дочь киевского боярина Ратогнева, и Речица свысока смотрела на младших сестер – близнецов Альрун и Альвёр, родившихся от Зоранки и живших в служанках у молодой княгини Прияславы. Тех двух Святослав хорошо знал и теперь удивлялся, насколько Речица непохожа на сводных сестер, тонких, гибких и светлоглазых. В Киеве она почти не показывалась – ей больше нравилось самой быть вроде княгини в Вышгороде.

В большой княжеской избе уже горел огонек светильника на ларе возле широкой лавки. Постель была застелена белыми настилальниками, лежало тонкое стеганое покрывало – для настоящего одеяла было слишком жарко.

– Все для тебя готово, я сама позаботилась. Подушки новые, куриный пух. – Речица помяла подушку кулаком, показывая, какая та упругая.

Святослав пренебрежительно махнул рукой: он с детства воспитывал в себе неприхотливость и, если бы не жена, спал бы с гридями на помосте в дружинном доме, вместо подушки подложив под голову что-нибудь из одежды.

– А парни? – по привычке спросил он.

– Не пропадут твои парни. Вот вода, вот квас. – Речица показала две кринки на том же ларе. – Еще чего-нибудь?

Святослав сел на лавку и стал стаскивать башмаки. Речица, не спеша уходить, наблюдала за ним.

– Что твой отец говорит… ну, об этом всем? – Святослав поднял к ней глаза.

– Говорит, как хорошо, что Гримкель не дожил, – с готовностью ответила Речица. – Что когда-то они трое, отец, Гримкель и Хрольв, были как названные братья, но теперь Гримкель стал отцом убийц, Хрольв – тестем убитого, и дороги их совсем разошлись. Только он не хочет принимать ничью сторону.

Она помолчала, глядя в задумчивое лицо Святослава, и добавила:

– Отец думает, что ты мог бы предложить виру.

– Кому? – Святослав поднял глаза.

– Свенельдичу-старшему, конечно. За его сына.

– Что ты плетешь? – вздохнул Святослав и бросил снятый башмак. – Это был мой брат, кому я за него платить должен?

– Его названому отцу! То есть Свенельдичу-старшему. Его другие сыновья – братья Улеба по матери. И если уж смерть его пришла из твоей дружины, его материнский род может требовать виру. Отец думает, что если бы ты предложил Свенельдичу марки три серебра, это могло бы восстановить его честь и уладить дело.

– Ивор так считает? – Святослав бросил второй башмак. – Это он вчера у матушки в гриднице не был. Тот старый змей мне угрожал… Дал понять, что обойдется со мной, как с убийцей. Ему нужна кровь. Он так говорит, что Игморова. Взабыль – моя.

– Тогда есть только один выход.

Речица сделала несколько шагов и подошла так близко к сидящему Святославу, что ему пришлось задрать голову, чтобы видеть ее лицо.

– Тебе нужно от него избавиться. Пусть идет вслед за своим сыном, и тогда никто уже не посмеет оспаривать твою волю. Довольно русам жить под властью двух князей одновременно. Мы ведь тут не хазары!

Святослав встал и выпрямился, чтобы снова взглянуть ей в лицо хоть немного сверху – она уступала ему ростом на ширину ладони. Он с трудом верил своим ушам – этот бестрепетный женский голос без обиняков высказал то, что лишь крутилось у него в голове, не облекаясь в слова. Речица смотрела уверенно, будто сказала самую очевидную вещь, не допускающую никаких колебаний. Как будто точно знала, что именно об этом он и думал и лишь ждал подтверждения.

Так могла говорить лишь одна женщина во вселенной. Святослав вглядывался ей в глаза, выискивая звездный свет, указывающий на ее родной верхний мир. Она смотрела, будто ждала чего-то. Немедленного исполнения совета или…

Наедине с молодой женщиной мысли его свернули на самую очевидную дорогу. Прикрыв глаза, Святослав решительно обнял Речицу и подтолкнул к лавке. Он слишком устал от мыслей об убийстве, мести и вражде. Сам Один послал ему женщину – голос его собственной души; она сказала то, что должна был сказать жена, но и та предпочла осудить его. Наклоняясь, чтобы поцеловать Речицу, он смутно чувствовал: принимая этот Одинов дар, он принимает и совет.

Глава 5

Не далее как завтра мысль о вире вновь явилась перед Святославом – но уже в другом облике. Ближе к вечеру, когда он обсуждал с гридями завтрашний выезд на лов – Ивор предложил развеяться, а заодно погонять вепрей, что ходят ночами кормиться на поля дозревающей яровой ржи, – к нему явились гости из Киева, два удальца средних лет, из киевских бояр. Только увидев их, Святослав понял, что их сюда привело. Истота, старший сын Гостимила, приходился старшим братом сгинувшему Девяте, а Блискун, средний сын Векожита, был младшим братом Градимира, исчезнувшего вместе с Игмором и братией. Блискун же доводился, как и Градимир, двоюродным братом Болве, и тот первым подошел с ними поздороваться. Потом оглянулся и повел их к князю.

Приблизившись, гости осторожно поклонились, неуверенно поглядывая на Святослава. Истота был старше – лет тридцати с небольшим, и выглядел как хороший кулачный боец: плечистый, мускулистый, со светло-голубыми глазами и небольшой темно-русой бородкой. Он немного мялся, как человек, не привыкший чего-то робеть. Блискун был моложе – лет двадцати шести или семи, ниже ростом, более худощавый, он имел выдающийся прямой нос, который придавал ему настырный вид, длинные тонкие брови, а бородку малость рыжеватую. Сейчас он держался из них двоих увереннее, глядел более дерзко. Он и начал речь, поздоровавшись.

– Мы, княже, прибыли к тебе по уговору со всеми нашими родичами. От моего отца, боярина Векожита, и от боярина Гостимила, и от всех их сыновей и зятьев. И от боярина Середогостя, Градимирова тестя. Здесь только твои люди, – Блискун огляделся, – и мы можем говорить прямо? Хотелось бы нам знать: что тебе ведомо о судьбе наших братьев, Градимира и Девяты? Ведомо ли тебе хоть что-то сверх того, о чем знают все? Может, до тебя доходило хоть что-то, о чем не знаю люди? Уж нам-то, родичам этих беглецов, ты мог бы сказать правду!

– Надо понимать, – Святослав вздохнул, – вам они тоже вестей не подавали?

– Хоть бы звук один! Но раз уж и ты ничего не