Эдипов комплекс - Татьяна Ролич Страница 44

Глава 11

Лилечка радовалась своему положению по-детски, чувствуя, что определенное время ее жизнь прописана самым понятным и естественным образом. На душе у нее было спокойно и ясно. Никакие мысли не шли ей в голову, кроме радостного ощущения себя счастливой от ничего, просто так она себя чувствовала. Ее жизнь с Сергеем удивительным образом наладилась, и они ни разу, ни словом, ни намеком не возвращались к прошлому. Лилечка совсем не вспоминала Андрея Степановича. Она не понимала до конца всего, что случилось, как будто кто-то решил ее жизнь за нее. Это ее ощущение не было ошибочным – ее не могло сейчас ничего интересовать всерьез, и она подчинилась этому  закону природы. И вот однажды она услышала в трубке голос Андрея Степановича.

– Лиля, что случилось? Почему? –  он задыхался. Лилечка на мгновение почувствовала, что слышит голос человека, ей близкого, но сейчас это было для нее уже по-другому, и она сказала первое, что пришло на ум:

– Андрей, я сейчас не могу всего объяснить. Дай мне время.

– Но почему? – повторял Андрей Степанович.

– Не знаю. Я сама ничего не могу понять.

– Но что изменилось? – нервно допрашивал Лилечку Андрей Степанович.

– Давай отложим этот разговор.

– Но я не могу без тебя. Я погибну, – взволнованно говорил Андрей Степанович.

– Успокойся. Все встанет на свои места, – ответила уклончиво Лилечка, понимая,  что не может объяснить и назвать своими словами реальное положение вещей. Она чувствовала, как это будет трудно пережить Андрею Степановичу.

– Я тебе позвоню сама и все тогда объясню. – Она повесила трубку, осознавая впервые весь ужас ситуации для Андрея Степановича, в которую она его поставила, но она поступила так, как ей подсказывало сердце.

Лилечка никогда не была женщиной деловой, и то, что она оказалась втянутой жизнью в бизнес, который ее не интересовал, было правдой, но Лилечка не хотела в этом себе признаваться. Она была так рада, что может теперь все это взвалить на плечи Сергея, и она радовалась что освободилась от напряженного обслуживания жизни Андрея Степановича, в которой она себя не ощущала самой собой. Она чувствовала, что ей не удалось стать для Андрея Степановича своей, – он был другим и ей во многом непонятным. А она, наконец, была рядом с человеком, которого она знала и к которому у нее были чувства давно ей понятные, доверия и любви, несмотря на все сложности его жизни, которые она же ему и создала. В ситуации с Сергеем она управляла всеми поворотами судьбы, и это придавало ей уверенности. Она чувствовала себя в своей тарелке – он ей подходил по всему, что в данный момент составляло смысл их отношений. Они истосковались, каждый по-своему, по настоящим отношениям в любви, когда день плавно переходит в ночь, и тогда происходит то, ради чего весь день совершаются необходимые действия, а мысль все время витает и ждет приближающегося чуда, воплощая в реальность слова, и распущенность кажется естественной, и потом вспоминаешь только счастье обладания другим человеком.

Неопределенность любого положения – самое тягостное для любого –  каждый стремится прояснить для себя хотя бы что-нибудь, чтобы не находиться в состоянии, которое  напрягает мысль, неспособную разрешить все сложности, и только очень рассудительные и сильной воли люди могут себя сдерживать в этих неопределенных ситуациях, и есть такие, которые никогда не попадают в такие обстоятельства, что им нужно что-то прояснять, они всегда в выигрыше, им кажется, что никакие словесные выяснения ничего не проясняют, а только отнимают время. Сама жизнь проясняет ситуацию, но терпение не может ждать, оно рвется, чтобы выяснить, и ничего из этих выяснений не получается, и на смену спешит раздражение и разочарование.

Андрей Степанович был на той стадии нетерпения, когда любая информация, плохая или хорошая, облегчает страдание. И оно даже стремится дойти до своего предела, чтобы силы иссякли его поддерживать, и тогда наступает облегчение. От разговора с Лилечкой страдания Андрея Степановича усугубились до такой степени, что он был на грани нервного срыва. Он не находил себе места. Мысли его метались из стороны в сторону – то Лилечка, то мама, то друзья хороводом кружили вокруг него, где он стоит в центре и тоже крутится, но в другую сторону. Он засыпает тревожным сном, и когда вдруг просыпается, чувствует, что в его жизни случилось что-то ужасное, но он не может вспомнить, что именно, и опять засыпает.

В таком полусне-полубреду он находился несколько дней. За это время никто его не беспокоил, и этому обстоятельству он был рад. Он выходил на улицу, что-то покупал в магазине, возвращался к себе и, поев наскоро, опять погружался в свое несчастье. Он стремился в нем погибнуть до конца.

Ему не приходили мысли о смерти, ему не приходили мысли о жизни – он жил в своем горе так глубоко, что ничего не видел вокруг, он наслаждался этим чувством безысходности, он его усугублял и ослаблял, и это манипулирование доставляло ему радость власти над своим горем. Он открыл для себя удовольствие в несчастье, он чувствовал, что этого он в жизни никогда не испытывал, и его разум находил в его теперешнем положении способ испытывать мазохистское удовольствие от боли, боли душевной, которую он иногда подхлестывал воспоминаньями для получения удовольствия.

Этот новый способ существования как будто был специально придуман для таких, как Андрей Степанович, – в этом он чувствовал свою избранность. Сам Андрей Степанович не до конца понимал то, что с ним происходило, но ему было очень трудно в этот период его жизни. Свои занятия он возобновил, но делал это без особого интереса, который странным образом превратился в чувство долга, когда он заставлял себя выполнять то, что необходимо, чтобы считать, что он вписан в жизнь, но радости это ему не приносило.

Теперь он чувствовал странное, непривычное чувство безразличия ко всему вокруг. Он, как машинка, утром вставал, завтракал, шел на занятия, проводил там положенные часы и возвращался домой. Пообедав, он ложился на свой любимый диван, и начиналась его серьезная жизнь, когда он закрывал глаза и образы, ему неизвестные и известные, со всех сторон обступали его, и он фантазировал, казалось, доводя до абсурда те возможные ситуации, которые складывались в его голове. Его одинокую жизнь редко нарушал телефонный звонок, и он пугался резкого звука, прерывавшего его мечты.

Он вспоминал отрывками свою жизнь, и вдруг клумба с цветами, сделанная вокруг камней, вспомнилась ему во всех подробностях. Вот куст роз, бледно-розовых и темно-розовых, как на праздничном торте, где нераскрывшиеся бутоны обступают со всех сторон цветок в центре, постепенно теряющий лепестки, и они