Энциклопедия логических ошибок: Заблуждения, манипуляции, когнитивные искажения и другие враги здравого смысла - Иммануил Толстоевский Страница 3

В следующей части мы сначала изучим основы коммуникации и аргументации, а затем отправимся во второе путешествие во времени и проследим за историей софистики и логики, которые переплелись друг с другом.

•••

Вторая половина книги – собственно «энциклопедия» – начинается, согласно истории логики как науки, с простых логических выводов и формальных силлогизмов. Как любой студент-медик, независимо от будущей специализации, обязан более или менее прилично разбираться в анатомии, так и мы должны хорошо изучить «скелет» своего мышления. Примеры в этой части могут показаться немного абстрактными и непонятными, но потерпите: разобрав около двух десятков формальных силлогизмов, мы в конце концов перейдем к сценариям из повседневной жизни, то есть к свободным, неформальным умозаключениям. На этом этапе рассуждение перестанет быть сравнительно стерильным взаимодействием между человеком и миром и превратится в многогранное социальное взаимодействие, поэтому большая часть умозаключений – и наиболее интересная их часть – относится к этой группе. В связи с недавними событиями – пандемией коронавируса – мы завершим «энциклопедию» мостом, который возведем между логикой и теорией заговора. Как знать, может быть, это и не мост вовсе, а фундамент новой книги.

•••

Довольно о содержании – позвольте немного рассказать о форме и стиле. Обычно авторы подобных книг либо перечисляют силлогизмы в алфавитном порядке, либо классифицируют их по неким «техническим» характеристикам, которые для нормального человека не имеют никакого смысла. Я же сгруппировал их тематически, а группы постарался выстроить в определенной последовательности. Таким образом, каждый новый разбираемый пример будет с концептуальной точки зрения опираться на предыдущие. Кроме того, части книги связаны мини-историями, которые развиваются параллельно основному повествованию.

Для удобства тех, кто захочет глубже зарыться в тему посредством интернета, я оставил в тексте и англоязычные термины. На мой взгляд, едва ли полезно заучивать эквиваленты хоть на турецком, хоть на других языках: мало где, кроме английского, есть развернутая понятийная система, касающаяся логики.

Как бы то ни было, в век «Википедии» нет особого смысла ни писать обычный справочник, ни зазубривать его, как Коран, от корки до корки, на каком бы языке он ни был. Это само по себе довольно иронично – мечтая учить критическому мышлению, предлагать читателю пособие, требующее зубрежки. По этой причине я советую вам вместо определений сосредоточиться на объяснениях и читать эту книгу с чашкой кофе в руках, вальяжно, по-королевски развалившись в кресле.

И напоследок: надеюсь, вы пролистали первые несколько страниц книги и поняли, что вас ждет отнюдь не академический стиль изложения. На мой взгляд, я работал над книгой с должной для столь важной темы тщательностью (вы увидите более 100 сносок), но, излагая материал, решил не обуздывать свое несколько абсурдистское чувство юмора. Другими словами, я серьезно отношусь к теме – но не к себе.

•••

Что ж, без лишних слов начнем наше путешествие во времени с нескольких коротких историй. Вы скоро увидите, что их объединяет.

Познай самого себя

Про троих умных и одно безумие

1. Обезьяна, внук обезьяны

Летом 1860 года, когда султан Абдул-Меджид тщетно пытался заглушить общественный ропот по поводу текущих реформ и изыскать средства на оплату неподъемных долгов после Крымской войны, в Англии, союзнице Турции в той войне, бурно обсуждали книгу «Происхождение видов».

Эволюция даже по тем временам не была новой концепцией. Труды Ламарка, чьи идеи восходят еще к Гиппократу, давно были опубликованы и вызвали определенный отклик со стороны как духовенства, так и научных кругов. Однако «Происхождение видов» повествовало о другом механизме, движущем эволюцию (о естественном отборе), и опиралось на исследования, которые велись целых 20 лет.

К сожалению, Дарвин был слишком болен для того, чтобы лично присутствовать на ежегодном собрании Британской научной ассоциации и отстаивать свою теорию, а докладчик, который, как предполагалось, его заменит, был слишком мертв (за несколько дней до собрания у него случился сердечный приступ). Вся ноша легла на плечи Томаса Гексли, который прекрасно знал труды Дарвина, но был никудышным оратором.

А вот его оппонент, епископ Уилберфорс, напротив, слыл одним из лучших ораторов того времени и знатоком эволюции: изданный анонимно трактат «Следы естественной истории творения», настолько популярный, что его прочла сама королева Виктория, он блестяще разнес в пух и прах на собрании той же ассоциации 13 годами ранее. И теперь вместо того, чтобы наслаждаться теплыми деньками короткого лета, около 1000 человек стеклись в свежепостроенное здание Музея естественной истории Оксфордского университета, ожидая от Уилберфорса подобного же представления.

Гексли, застигнутый врасплох, попытался было в спешке ретироваться из Оксфорда, однако встреченный им на улице коллега – Роберт Чемберс – убедил его остаться. Ирония судьбы: Чемберс и был тайным автором «Следов естественной истории творения». Он знал, что и Дарвин, и сам Гексли потешались над его трудом (который он до самой своей смерти так и публиковал анонимно), но возможность поквитаться с Уилберфорсом перевесила уязвленное самолюбие.

•••

Неизвестно, как проходил диспут на том собрании, потому что официального протокола не велось. Однако единственная сцена, память о которой сохранилась благодаря дневникам участников, стала одним из самых известных и забавных инцидентов в истории науки.

Епископ, мастерски выстроивший свои доводы, под конец спросил Гексли, чтобы положить его на лопатки: «Вы-то сами происходите от обезьяны по отцовской или по материнской линии?» Гексли, до того хранивший молчание, поднялся и дал ответ, который в полном смысле перевернул историю: «Мне не стыдно числить среди своих предков обезьяну, но я счел бы постыдным родство с человеком, употребляющим незаурядное дарование на то, чтобы затемнять истину».

Шквал аплодисментов, Гексли начинают качать, епископа под крики «Муллы – в Иран» прогоняют с кафедры, и теория эволюции получает всеобщее одобрение.

Конечно же, ничего подобного не было. Большую часть речи Гексли даже не было толком слышно. В какой-то момент на кафедру поднялся даже адмирал Роберт Фицрой (он был капитаном «Бигля» во время знаменитого путешествия Дарвина) и, потрясая огромной Библией, принялся обвинять присутствующих в безбожии. Как водится, каждый из ораторов решил, что победа осталась за ним, и больше об этом собрании никто не вспоминал. До тех самых пор, пока много лет спустя его не преподнесли в красивой упаковке как важнейшую веху в истории науки, чтобы воодушевить сторонников секуляризма.

•••

Только представьте себе: вы придумываете потенциально революционную теорию, 20 лет собираете доказательства по всему миру, однако ее судьба – в глазах научной элиты XIX века и студентов XXI века – зависит от того, у кого из двоих диспутантов лучше подвешен язык.

Давайте слегка расширим перспективу: мы не единственный разумный вид животных. Мы даже не первые разумные «люди». Homo erectus целых 2 миллиона лет бродил по этой планете, но единственное, чего он добился, – это приручил огонь и изобрел барбекю. А тогда, в Оксфорде, представители другого вида приматов, биологически не слишком отличающегося и еще каких-нибудь 5 тысяч лет назад не знавшего письменности, сидели и обсуждали свою эволюцию. И даже не поубивали друг друга! Как же так получается, что мы, достигнув подобной зрелости за такой короткий срок, до сих пор придаем значение детским нападкам с переходом на личности?

Почетный орангутан. Карикатура на Дарвина, напечатанная в юмористическом журнале Hornet в 1871 году, когда была опубликована книга «Происхождение человека» (более 10 лет спустя после дебатов в Оксфорде)

2. Сулейманово решение

Спустя ровно 100 лет после смерти Дарвина, в один из тех дней, когда между Турцией и Грецией в очередной раз обострился спор о континентальном шельфе, было созвано экстренное совещание кабинета министров. Греция, ссылаясь на необходимость следовать международным стандартам, хотела расширить границы своих территориальных вод до 12 миль. В этом случае они смогли бы контролировать почти ¾ Эгейского моря, а контроль Турции, у которой мало островов, возрос бы всего до 8,8 % (по сравнению с текущими 7,5 %).

И вот после многочасового заседания журналисты наседают на Сулеймана Демиреля, тогдашнего премьер-министра: «Греки настаивают, что Эгейское море – это греческое озеро. Что скажете?»

Демирель так ловко отводит направленный ему в грудь журналистский клинок, как будто тот сделан из ваты: «Эгейское море – не турецкое