Сергей ГОРООДНИКОВ - К СИБИРИ НА ВЫ Страница 47

Выход был только один. Ускоренно, любой ценой провести хозяйственное освоение Сибири и Приморья, на его основе создать общероссийскую экономическую, духовную и политическую культуру нового бытия государства. Но тут же встал вопрос: как этого добиться, какими средствами, мобилизацией каких возможностей и ресурсов?

Ответ на такой вопрос вырисовался тоже один. Решительным становлением русского капитализма и русской индустриализации, за счёт порождаемого ими взрывного роста производительности общественного труда, использования новых источников энергии и материалов. П. Столыпин потому и оказался на вершине исполнительной и молодой законодательной власти, олицетворяемой Государственной Думой, потому и получил почти диктаторские полномочия, что он единственный из близких старой власти деятелей предложил конкретную политику революционно–эволюционного врастания империи в капитализм. Остальные государственные мужи остались в моральной прострации, так и не оправились от потрясений их мировоззрения, лишь пассивно и апатично реагировали на события. В начале ХХ столетия государственная машина, правящий класс второй раз за триста лет были сломлены Сибирью. Второй раз за триста лет Сибирь подтолкнула падение государственного организма, который не в состоянии был политически отразить её существование, а так же существование западноевропейского капиталистического мира, западноевропейской индустриальной цивилизации, без интеграции в которую быстрое развитие производительных сил Сибири оказывалось неосуществимым. И если П. Столыпин предложил политику поворота страны к развитию капитализма, главным образом сельскохозяйственного, но не смог обосновать мер по необходимой ускоренной индустриализации, то В. Ленин, по сути, единственный, кто предложил политику всеохватной, тотальной индустриализации через социалистическую революцию и режим диктатуры пролетариата.

Если поставить цель отыскать главную доминанту, красную нить мучительного строительства государственности России в двадцатом веке, она обнаруживается без особого напряжения мысли. Это задача сохранения целостности государства при мобилизационном подтягивании хозяйственного, экономического развития Сибири и дальневосточного Приморья за счёт человеческих, материальных и моральных ресурсов русской европейской России. И эта задача в общих чертах решена советской государственной индустриализацией страны.

Но её завершение порождает другую острейшую политическую задачу, — задачу духовного объединения России. А эта задача не разрешаема, пока в нашем мировосприятии остаются традиции культурного разделения страны Уралом. Проблема не только в укоренённом эгоцентричном европейском взгляде на Зауралье. Но и сибиряки традиционно тоже видят в Урале некую границу, за которой уже совсем иная Россия, и они о той России далеко не лестного мнения. С этим придётся считаться при необратимой городской демократизации государственных отношений.

Мистический страж разделения страны на европейскую и азиатскую части должен рухнуть, умереть, отправиться в историческое небытие. И символом такой его смерти обязательно должно стать возвращение горному хребту прежнего, исконно русского имени — Каменного Пояса. Если Урал разделял страну на “хорошую” часть и часть “плохую”, то Каменный Пояс в состоянии разрушить навсегда этот устаревший, изживший себя дуализм. Каменный Пояс словно перепояшет единое тело Великой России, станет её украшением и символом нерушимого, органичного единения, экономического, политического, культурного и духовного, становясь символом сближения и единения глубинных интересов Европы и северной Азии, стран Европы и Тихого океана. Иначе Сибирь опять приведёт русское государство к катастрофическому кризису, на этот раз способному развалить его на несколько государственных образований.

март 1991 года