Вадим Смиян - Пушкинский вальс Страница 39

 Ему показалось, что он чуть-чуть не потерял сознание! Эта демонстрация длилась всего несколько секунд, но он почувствовал, что задыхается, когда госпожа Гончарова выпустила его руку. Боль сразу стала уменьшаться, но он приходил в себя очень медленно. И ему сразу стало ясно, почему этот здоровенный парень Стасенков сделался таким беспомощным, когда она всего лишь взяла его за руку.

   - Боже мой…- прошептал он, обретя вновь дар речи. – А если бы вы задели вену?..

   - Тогда вы истекли бы кровью, - бесстрастно ответила она, и почему-то ее тон показался ему ледяным. Глаза ее смотрели в его глаза пристально и хладнокровно. Но тут же она лучезарно улыбнулась.

   – Пришлось бы вызывать скорую помощь… Но – я могла бы ее задеть, только если б захотела. Случайность исключена.

   - Вы так уверены?..

   - Абсолютно. Я понимаю, что причинила вам боль, и очень сильную. Но теперь вы избавитесь от навязчивого беспокойства за меня, правда?

   - Право, не знаю…- Владислав Георгиевич наконец-то окончательно пришел в себя. – Но это действительно очень больно, невыносимо больно.

   - Извините меня, - мягко сказала Лилия Николаевна. – Наверное, мне не следовало подвергать вас подобному испытанию. Но порой такие вот вещи действуют особенно убедительно, а я очень хотела, чтобы вы поняли: я отнюдь не беззащитна. И никого не боюсь, пусть лучше они меня боятся.

    Владислав Георгиевич хотел было спросить, кто это «они», но почему-то не стал. Вместо этого он спросил, почему у нее такие сокрушительные и острые ногти, откуда подобная особенность?

   - Тут все просто, - спокойно ответила Лилия Николаевна. – Еще в детстве мальчишки опасались связываться со мной, ибо знали, что я могу не только сдачи дать любому, но и расцарапать ногтями до крови. И нанесенные мною раны долго не заживали.У меня и прозвище дворовое было соответствующее – Бритва. Помню, я им даже гордилась… А потом врачи нашли у меня очень редкую болезнь…Я даже названия ее не помню, синдром какой-то. Жить она в общем-то не мешает, но выражается в том, что ногти растут очень быстро и обретают твердость и остроту стали. Я легко могу, например, разрезать ногтем лист плотной бумаги! Вот банки консервные открывать не пробовала, - и она как-то смущенно улыбнулась ему.

   - И не надо, я прошу вас, - негромко сказал он. – У вас такие красивые ногти… как впрочем, и вы сами…Вы несравненны!

    Он наклонился и трепетно поцеловал ей руку. От пальцев ее как бы струились сила и тепло, а длинные ногти были холодны, как стальные клинки. Ему стоило огромных усилий оторваться от ее руки. Она снисходительно смотрела на его склоненную голову, молча позволяя ему выражать свое восхищение. А когда  он наконец поднял голову от ее рук, она вдруг резко  обхватила ее ладонями и впилась в его губы долгим, хищным, всепоглощающим поцелуем…

 Он чувствовал, что совершенно не в состоянии освободиться от ее рук, даже если бы очень

 захотел. А он этого и не хотел.Он желал, чтобы эти минуты не кончались...

 Лилия Николаевна резко оттолкнула от себя его голову.

   - Ну,вот и все, - сказала она. - А теперь идите. Ваш поезд подходит к перрону.

 Владислав Георгиевич невольно оглянулся: действительно, электричка с тихим шелестом

 подходила к платформе.На перроне начал собираться народ.

   - Но ведь до отправления еще...- начал было он, но она резко перебила:

   - Идите! Я прошу вас...нет, я приказываю вам - уходите! Иначе...в общем,все!

   Он почувствовал, что не в силах ей перечить. Да и не было в том никакого смысла.

 Владислав Георгиевич порывисто поднялся, вышел из машины, забрал свои вещи с заднего сиденья. Оглянулся и еще раз посмотрел на нее.

   - До свидания, Лилия Николаевна...

   - Вы приедете еще? - отозвалась она. - Когда-нибудь?

   - Надеюсь...очень надеюсь, что да.

   - Я буду ждать вас! Пожалуйста, приезжайте! Мне очень плохо без вас. Я всегда жду вас!

 С огромным внутренним усилием он повернулся и пошел. И не оглядывался, пока не вошел в поезд. А когда вошел, выбрал место у окна, расположился...Глянул в окно, но уже не увидел  ни машины Лилии Николаевны, ни ее самой.Как будто и не было ничего...

   Однако губы его будто полыхали огнем, а рука мучительно и надсадно отзывалась еще не утихшей болью. Временами ему казалось, что он вырвался из когтей тигрицы, и каким же томительно приятным вдруг оказалось это небывалое ощущение!

   Он не сомневался, что непременно вернется.

Часть 3. Бритва

Глава 5.

     Закончился  светлый, солнечный май, и наступило благодатное лето. Школьники ушли на каникулы, студенты сдавали зачеты и экзамены, многие работающие читатели переместились на дачи или разъехались в отпуска. И если первая половина июня прошла в напряженной библиотечной работе с учащейся молодежью, то после двадцатого числа наступил резкий спад. Теперь в библиотеку захаживали главным образом те, кто должен был пересдать сессию, либо так и не получил допуска к ней вообще. Время от времени в книгохранилище заглядывали и свободные читатели – те, кого просто интересовали хорошие книги. Но таких в летнюю пору было относительно немного.

   Следствие по делу об убийстве Олега Стасенкова, студента 4-го курса станкостроительного училища, окончательно зашло в тупик. Как оказалось, у парня фактически не было серьезных врагов, иными словами – просто не было никого, кто мог бы желать ему смерти. Никому он дороги не перебегал, никаким бизнесом не занимался –ни легальным, ни криминальным, никаких денежных сумм сколько-нибудь значительной величины ни у кого не занимал…Все знакомые, с кем беседовал следователь, отзывались о погибшем как о человеке неприятном, грубом, но и вместе с тем вполне безобидном. Убитые горем родители тоже не могли сказать ничего существенного – сынком Олег был вполне непутевым, с родными общался мало и неохотно, делами и здоровьем их практически не интересовался. Они тоже не были в курсе его дел по той простой причине, что он отца и мать в них и не посвящал, видимо, считая это ненужным. Жестокое убийство было полностью лишено каких-либо мотивов, тщательные поиски на месте преступления также не дали никаких результатов. Если и существовали изначально какие-либо следы, оставленные убийцей (или убийцами), то их полностью уничтожил дождь, который лил беспрерывно в течение почти двух суток, пока обезглавленный труп валялся в зарослях на берегу полузаросшей речки до того, как был обнаружен. Голову убитого обнаружить также не удалось. Образовался безнадежный и  беспросветный «висяк».