Инга Андрианова - Победители Первого альтернативного международного конкурса «Новое имя в фантастике». МТА III Страница 37

Ходил он, бродил по долинам и по взгорьям, вступал в пограничные контакты с разными социальными индивидами, расспрашивая у них дорогу к ведьме, пока в конце своих приключений не очутился в волшебном лесу, где цвело и благоухало такое число невиданных ботанических извращений, какое бывает только после поломки на атомной станции. По этому признаку и еще по тому, что кругом обнаруживались насыпи человечьих объедков, прямо как на нездоровых изображениях баталиста Верещагина, Елпидифор сразу смекнул, что угодил он аккурат в дендрарий колдуньи Ягини. К тому времени ночь уже уселась на землю, и спелая луна, осветив своей бледностью дикорастущий простор, придала антуражу уголовно-процессуальный оттенок.

В середке неопознанной экологической аномалии, на полянке, стояла, значится, заветная яблонька с одним-единственным позолоченным яблочком на рахитичной ветке, ну, все равно как в шовинистическом раю Адама и Евы. Только там не было бюджетных караульщиков, главный теневой Бог наш царь-батюшка в Эдеме сам на облаке обходил свои посевы и собственноручно отмечал смутьянов кулачком под дых, а здесь казенных вахтеров было аж целых две штуки поставлено, и оба не простые людишки, а злые вурдалаки, то бишь охотники на человечков. Правда, когда лесничий Елпидифор подступил к бандитской той малине и варежку свою раззявил, смерив яблоню экзальтированным взглядом, злыдни вурдалаки в сторонке, под смородиновой пальмой валялись пьяные вусмерть и от большой философской задумчивости упражнялись в стрельбе из автомата одиночными патронами.

Терзаемый неудовлетворительным предчувствием и немало ошарашенный тем, что никто его не встречает, а яблоко вот оно висит, спелостью наливается, бери — не хочу, стоял Елпидифор в нерешительной эмоции, как вдруг видит — летит прямо в него переливающаяся лунными отблесками глупая пуля.

— Ничего себе, — молвил бесстрашный Елпидифор, — вот, значит, как у вас тут хлебом-солью потчуют…

Сделал лесничий шажок вправо, надел танкистский шлем, пригнул макушку, пуля вокруг него проскочила и сгинула в плотных слоях атмосферы. «Однако здесь криминогенная обстановка, — подумал герой. — Кому ж это понадобилось в нечаянных проходимцев неотразимую гибель посылать? Дай-ка я сползаю на разведку, приструню хулиганов».

Зарядив стрелу в арбалет, подобрался он на корячках к яблоне, а яблоня как раз на пригорке стояла, и с высоты все расположение пейзажа хорошо просматривалось. Глядит Елпидифор в инфракрасный прицел — высовывается из дебрей африканской клубники оружейное отверстие. Кто стреляет — в темноте рожи не видно, но по нестерпимому философскому перегару чувствуется, что метит в яблочко. «Эка, что задумал, вражеский безобразник, — сказал про себя Елпидифор, — преступное вмешательство в движение исторических событий!».

Не дожидаясь, пока невидимый убивец разнесет мишень на ошметки, лесничий вынул руку из кустов, схватился за яблоко, и в этот момент прогремел другой выстрел. Вскинь он руку чуть позже, было бы у сказки другое завершение. А так — фрукт, целый и невредимый, остался в ладошке у лесника, пуля же, пронзив насквозь то место, которое яблоко занимало на черенке, уплясала в распростертый горизонт.

Сию же минуту в лесничего со всех сторон вмазали прожектора, завизжала траурная сигнализация, ожил матюгальник, прибитый к корню на перевернутой вверх тормашками березе.

— Кто мне весь обстрел испортил? Такую траекторию запороть! — заорал несвойственным себе криком меткий плодово-ягодный стрелок в свисающий с уха микрофон и показался из кустов во весь свой людоедский масштаб.

— Ну, я испортил, твое благородие, — скромно отвечал Елпидифор, вставая с земли и придерживая злого вурдалака на арбалетной мушке.

— Это что еще за путешественник к нам на участок приперся? — выкатился из-под пальмы второй сторож в обнимку с бутылью, в которой колыхалась украденная из погреба колдуньи мертвая вода, в грамотной пропорции разведенная с живой. — Ты кто таков будешь, камикадзе?

— Охотник я, — молвил смельчак, не спуская глаз с прицела, — его канцелярского величества Полкана личный лесничий, а зовут меня исчезающим именем Едпидифор — батюшка эдаким прозвищем угораздил.

— Лесничий, говоришь? И, стало быть, на охоту с сабелькой и арбалетом ходишь? — выказал сарказм лежебока, случайно вырубая пьяной ногой сигнальное пение сирен. — А почему не с карабином аль не с дубиной? Дубина — это ведь как романтично!

— Да на охоте дубин с карабинами и без того хватает, — нашелся с околичным высказыванием Едпидифор. — Вы лучше сами-ка огласите свои паспортные фамилии-отчества, господа неприветливые?

— Меня зовут Мелево, — взял речь первый вурдалак, — а этого потребителя мертвой и живой воды вперемешку с бензином кличут Копуша. Сторожим мы яблоню колдуньи Ягини и все ее селекционные художества от вторжения заграничного инвестиционного климата и от всяких там ворюг.

— То-то я и гляжу, что вы сторожите, — сказал лесничий, все еще выбирая у Мелева на морде место, куда выпустить стрелу, — охаживаете знаменательный саженец свинцом из автоматической системы Калашникова.

— Понимал бы что в парадоксальном суждении! — хмыкнул Мелево. — Отдавай то, что спер, и расставайся с жизнью. Прямо к ужину ты поспел. Сейчас мы тебя жрать начнем, потому как мы, по определению, пожиратели людишек.

— И любители созерцательного метода чувствования, по характеру, — икнул Копуша, абсурдно уставившись в небесный потолок. — Может, лакнешь нашего зелья напоследок?

— Хе-хе-хе, — нетвердо спросил Едпидифор, — извините, конечно, немилосердно, но что вы во мне, таком жестком и костлявом, нашли, за что меня можно было бы скушать, господа ученые лауреаты? И, прошу прощения за дополнительный интерес, по какой такой теории вы увлекаетесь каннибализмом?

— Теория подсказана нам приравненной к богам алхимичкой Ягиней, с которой у нас трудовой договор по охране ее околонаучной деятельности имеется, — пояснил Мелево. — Наша колдующая работодательница, если тебе это неизвестно, желая собственными глазами ознакомиться с пагубным концом этого света, решила шпионским образом откосить от смерти. И вслед за нею мы, не как продажные Маты Хари, но как два отрешенных от мира космополита, отчаянно стремимся увидеть истину в ее самом кошмарном варианте. Из надежных осведомительских источников в поднебесной администрации нам стало известно, что вечность уже отмерена, и осталось человечеству телепаться на голубой планете ровно 10 000 лет. Что и говорить, срок, конечно же, немалый, и человек — не черепаха каменная, чтоб прожить сто жизней подряд в складчину, но для тех, кому особенно хочется живьем посмотреть, с каким звоном здоровенная вселенная разлетится ко всем чертям на миниатюрные компоненты под торжественный аккомпанемент божественных сфер, нет ничего невозможного.