Полное собрание историй о привидениях - Монтегю Родс Джеймс Страница 30

Могу себе представить, как был поражен и испуган профессор: три десятка лет назад я и сам видел что-то подобное во сне; однако читателю, пожалуй, не вообразить, какой ужас испытываешь, когда из постели, где никого не должно быть, внезапно кто-то встает. Паркинс тут же спрыгнул с кровати и метнулся к окну, чтобы вооружиться единственным доступным средством защиты – тростью, которая подпирала оконную ширму. Оказалось, что ничего хуже он придумать не мог: обитатель пустой кровати внезапным плавным движением соскользнул с нее и, растопырив руки, занял позицию между двумя кроватями, заслонив собой дверь. Паркинс, не зная, что предпринять, растерянно выпучил глаза. Мысль о том, чтобы проскочить мимо незваного гостя в дверь, внушала ему непреодолимый ужас; сам не зная почему, он скорее решился бы выпрыгнуть в окно, чем коснуться этого существа или допустить, чтобы оно его коснулось. Гость стоял в полосе глубокой тени, и лица его было не видно. Но вот он, как-то сгорбившись, задвигался, и профессор с ужасом, но и некоторым облегчением понял, что гость слеп: его закутанные во что-то руки наугад шарили в воздухе. Повернувшись в другую сторону, незнакомец внезапно обнаружил кровать, откуда только что встал, склонился над ней и так яростно ощупал подушки, что наблюдавшего за ним Паркинса с головы до пят пробрала дрожь. Спустя мгновение гость убедился, что кровать пуста, и отступил на светлое место, лицом к окну, впервые дав возможность себя разглядеть.

Паркинс очень не любит, когда его об этом спрашивают, но однажды в моем присутствии он все же описал тот случай; как я понял, больше всего ему запомнилось лицо – невыразимо, запредельно жуткое лицо из смятого полотна. Что он прочел на этом лице, он не смог или не захотел рассказать, ясно одно: от испуга он едва не лишился рассудка.

Однако времени для долгих наблюдений у Паркинса не оставалось. С чудовищным проворством гость отскочил от кровати в середину комнаты; поворачиваясь из стороны в сторону и размахивая руками, он мазнул Паркинса по лицу краем своего бесформенного одеяния. Прекрасно сознавая, что шуметь опасно, профессор не смог сдержать возгласа отвращения и тем себя выдал. Преследователь тут же подскочил к нему; с истошными воплями Паркинс отпрянул к открытому окну и отклонился назад, отводя лицо, к которому вплотную придвинулась полотняная рожа. И в эту, едва ли не последнюю секунду, как вы, наверное, уже догадались, явилось спасение: в комнату ворвался полковник, которому предстала страшная сцена у окна. Когда он туда подоспел, гость уже исчез. Паркинс рухнул без сознания, рядом с ним на полу высилась беспорядочная куча постельного белья.

Полковник Уилсон не стал задавать вопросов, а позаботился о том, чтобы не пускать в комнату посторонних и уложить Паркинса в постель. Сам он, закутавшись в плед, провел остаток ночи на свободной кровати. Назавтра с утра пораньше явился Роджерс и был встречен с немалой радостью, чего, конечно, не случилось бы, явись он на день раньше. Все трое долго совещались в комнате профессора. В конце концов полковник вышел за порог гостиницы, держа двумя пальцами какой-то небольшой предмет, который он с поистине геркулесовой мощью закинул далеко в море. Чуть позже с заднего двора «Глобуса» потянуло гарью.

Для персонала и постояльцев гостиницы было состряпано на скорую руку объяснение – какое, я, признаться, теперь не вспомню. Так или иначе, ничья репутация не пострадала: профессор не прослыл жертвой белой горячки, а гостинице не присвоили клеймо «дома с привидениями».

О том, что случилось бы с Паркинсом, если бы не вмешательство полковника, долго раздумывать не приходится. Он либо выпал бы из окна, либо лишился рассудка. Не столь очевидно другое: могло ли существо, явившееся на свист, причинить какой-нибудь вред, кроме испуга. В нем как будто не было ничего материального, кроме постельного белья, из которого оно спроворило себе тело. Полковник, которому вспомнился весьма похожий случай в Индии, высказал мнение, что, дай Паркинс противнику отпор, тот едва ли смог бы что-нибудь с ним сделать, потому что умел только пугать. Вся эта история, заключал он, только подтвердила его мнение относительно Римско-католической церкви.

Рассказ мой почти закончен, добавлю к нему только одно: как вы, наверное, догадываетесь, взгляды профессора на некоторые предметы уже не столь категоричны, как прежде. Происшедшее сказалось и на его нервах: он до сих пор не может спокойно наблюдать висящий на двери дьяконский стихарь и надолго лишается сна, если ему зимним вечером случится увидеть в поле пугало.

Клад аббата Томаса

1

«Verum usque in præsentem diem multa garriunt inter se Canonici de abscondito quodam istius Abbatis Thomæ thesauro, quem sæpe, quanquam adhuc incassum, quæsiverunt Steinfeldenses. Ipsum enim Thomam adhuc florida in ætate existentem ingentem auri massam circa monasterium defodisse perhibent; de quo multoties interrogatus ubi esset, cum risu respondere solitus erat: „Job, Johannes, et Zacharias vel vobis vel posteris indicabunt“; idemque aliquando adiicere se inventuris minime invisurum. Inter alia huius Abbatis opera, hoc memoria præcipue dignum iudico quod fenestram magnam in orientali parte alæ australis in ecclesia sua imaginibus optime in vitro depictis impleverit: id quod et ipsius effigies et insignia ibidem posita demonstrant. Domum quoque Abbatialem fere totam restauravit: puteo in atrio ipsius effosso et lapidibus marmoreis pulchre cælatis exrornato. Decessit autem, morte aliquantulum subitanea perculsus, ætatis suæ anna lxxiido, incarnationis vero Dominicæ mdxxixo».

– Придется, видимо, перевести, – пробормотал себе под нос антиквар, закончив переписывать приведенные выше строки из весьма древней и чрезвычайно пространной книги «Sertum Steinfeldense Norbertinum»[23]. – Что ж, нет смысла откладывать.

В результате довольно скоро из-под его пера появилось следующее:

«До сего дня среди каноников ходят упорные слухи про некое спрятанное сокровище оного аббата Томаса, каковое долгое время усердно, однако безрезультатно искали в Штайнфельде. Рассказывают, что Томас, будучи еще в расцвете лет, спрятал где-то в монастыре огромный запас золота; и сколько бы его ни спрашивали, где оно находится, он неизменно отвечал с улыбкой: „Иов, Иоанн и Захария поведают вам либо вашим преемникам“, иногда добавляя к этому, что не будет держать зла на тех, кому случится сокровище обнаружить. Среди прочих деяний этого аббата особо упомяну, что именно при нем большое окно в восточном конце южного придела было украшено фигурами, искусно выписанными по стеклу, о чем свидетельствуют его образ и гербы, также запечатленные на этом окне. Он же чуть ли не полностью перестроил покои настоятеля, повелел выкопать во