Трупорот и прочие автобиографии - Джон Лэнган Страница 24

Увлекшись рассказом Стюарта, мы не заметили, как доехали до дома. Дядя остановил машину и заглушил двигатель.

– Ну и как вам здешние легенды? – усмехнулся он.

Мы с Маккензи поблагодарили его за рассказ и за экскурсию. По дороге к дому сестра спросила:

– Куда Мерлин отправил этого Трупорота?

Дядя остановился у входной двери.

– В легенде не говорится. Может, на север, в горы. По слухам, там обитает множество ужасных тварей. Но вот что считаю я… В нескольких километрах к востоку от Дамбартонской скалы в тридцатые годы раскопали старое захоронение. Находка наделала много шуму в здешних местах. Помню, отец часто о ней рассказывал. Археологи нашли следы древнего храма. «Шотландский Стоунхендж» – так это место прозвали в газетах.

– И что с ним сделали? – спросил я. – Вы сами там бывали?

– В тех краях выстроили жилой квартал, – пояснил Стюарт. – Во время войны раскопки прекратили, а потом другие ученые сказали, что значение находки преувеличено. Якобы там было лишь несколько наскальных рисунков, которые можно снять и передать в музей Глазго. Приехали музейные работники, вырезали из скалы пару фрагментов, а остальное легло в фундамент высоток. Мой отец ужасно расстроился, особенно когда узнал, что рисунки забрали. «Люди не просто так начертили их, – говорил он. – Лучше бы их не трогать и вернуть на место. Мало ли какие беды начнутся». Возможно, он прав. Хотя, – добавил Стюарт, – я покуда не встречал в здешних окрестностях великанов. Но лично мне кажется, что именно туда Трупорота и отправили.

10

Той ночью, лежа в постели, я вспоминал легенду Стюарта и думал, что сказал бы про нее отец. Жаль, Маккензи сегодня ночевала в доме у тетушки Бетти, иначе я обязательно спросил бы ее мнение. Мать давно легла спать.

Наверное, отцу история понравилась бы. Он обожал всяческие байки и был неравнодушен к ужастикам. Больше предпочитал фильмы и телепередачи, но мог почитать и книги, например «Огненного лиса» или «Последнего из племени». Посмотрев очередное кино, особенно если его показывали посреди ночи, когда мы с братом спали, поутру он пересказывал нам сюжет со всеми диалогами, совсем как Стюарт. Так я узнал содержание почти всех старых фильмов про Джеймса Бонда, вестернов Клинта Иствуда и документалок про мифических персонажей вроде Геркулеса. Отцу понравилось бы, что в легенде Стюарта история тесно переплетена с мистикой; хотя, возможно, он предпочел бы иной, более драматичный конец для чудовища – например, чтобы Мерлин спалил его заклинанием или король Риддерх зарубил огненным мечом.

Не знал я одного – как отец воспринял бы языческие корни легенды, особенно идею о том, что боги сменяли друг друга, уходя в небытие. Мифологией он интересовался, это правда. В детстве, лазая по подвалу, я нашел на полках возле печи несколько выпусков журнала «Человек, магия и мифы». Название меня заинтриговало, но картинки (репродукции старинных гравюр и классических полотен), не говоря уж о текстах, написанных сухим научным языком, вызвали лишь скуку. Я хотел спросить про журналы у отца, но отчего-то не стал. В конце концов, не зря они хранились в подвале. К тому же, хоть журналы оказались не слишком интересны, изредка я в них заглядывал, а отец мог счесть их не самым подходящим для меня чтением и перепрятать. Поэтому я молчал – но заметил, что стоит вспомнить какой-нибудь греческий или норвежский миф, как отец понимает, о чем речь, хоть и старается не выпячивать свои знания.

Возможно, это было оттого, что он считал себя набожным католиком, и живя среди протестантов, полных религиозных предрассудков, лишь укреплялся в своей вере. Он с опаской воспринимал все, что идет вразрез с постулатами Церкви, и боялся любых упоминаний ада. Время от времени отец рассказывал, что когда он был маленьким, в местную церквушку заглядывали странствующие священники и читали проповеди про страшную участь проклятых. (Может, отсюда пошла его любовь к ужастикам?) Отец переживал (если не сказать больше) о том, какой мерой будут судить его душу после смерти.

Как-то раз мы с ним обсуждали явление Девы Марии в Фатиме, когда одному мальчику было предсказано, что он много времени проведет в Чистилище. Пусть Чистилище – вовсе не ад, но и не лучшее место для ребенка. Какие грехи он успел совершить, гадал отец, чтобы заслужить столь страшную кару? Однажды, уже после его смерти, я вдруг понял, что когда отец расспрашивал меня про жизнь в Олбани: посещаю ли я церковь, не грешу ли с девушками иной веры, – он прежде всего переживал за мою душу и стремился уберечь от преисподней, опасаясь ее вонючего пламени.

Не думаю, что отцу грозило вечное проклятие. Вряд ли его страхи имели под собой почву.

В юности я по его примеру тоже был крайне набожным. Я искренне любил свою религию, полную всевозможных чудес: будь то истории из Ветхого или Нового Завета или жития святых. Как и отец, я страшился адских мук, но мое взросление пришлось на период после Второго Ватиканского собора, который не пугал вечными страданиями, а сулил награды за спасение. Впрочем, когда я вошел в подростковый возраст, меня куда больше веры стали прельщать прелести общения с противоположным полом. И кстати, не меня одного, хотя по сравнению с одноклассниками я созрел довольно-таки поздно. В общем, в конце концов я сбился с праведного пути. Я осознал, что позиция церкви по многим социальным вопросам выглядит слишком неоднозначной, а озвучивают ее люди с чересчур самодовольным видом; от их слащавых улыбок сводит зубы. Ритуал мессы и его центральная идея – слияния божественного с мирским – по-прежнему внушали мне трепет, но уже не столь выраженный; отец, узнай он об этом, наверняка бы не одобрил мое отношение. В целом религия казалась мне излишне эфемерной: я воспринимал ее не как описание некоей конечной реальности, которая ждет нас по ту сторону бытия, а как очередное человеческое изобретение, помогающее жить здесь и сейчас. Порой она и вовсе превращалась в политический инструмент, в способ управлять людьми путем исполнения сложных ритуалов. Как бы там ни было, ответа на вопрос, что ждет нас после смерти, религия не давала.

Разумеется, первое время после кончины отца я искал утешения в церкви, однако спустя год практически перестал посещать мессу. Даже если рабочий график позволял вместе с