Фонарщица - Кристал Джей Белл Страница 2

встретиться с таинственным кавалером, который начал писать ей в начале лета. Если бы я получала по шиллингу за каждый раз, когда она вспоминала его, мы втроем с мамой могли бы безбедно прожить остаток наших дней. Должна признаться, мне тоже не терпится выяснить, кто он такой. Романтические письма могут вскружить голову моей сестре, но я тверже стою на ногах. Как подсказывает опыт, если к тебе обращается мужчина, у него обычно корыстные мотивы. А зачем бы еще он скрывал свою личность?

– Темперанс вряд ли сможет прийти, Молли.

Надменный тон Сюзанны вырывает меня из тревожных мыслей и возвращает обратно в парк. Она приподнимает темную бровь и окидывает меня взглядом от стоптанных ботинок и залатанных грязных брюк до поношенной куртки и кепки:

– В конце концов, нельзя являться в чем попало.

У меня вспыхивают щеки.

– Мне есть что надеть.

– Все приходят в чем попало. – Локоть Молли касается бока Сюзанны. – Ты просто не хочешь, чтобы другие отвлекали на себя внимание и получали любезности, которые иначе перепали бы тебе.

Сюзанна издает неподобающее леди фырканье, чего ни за что бы не сделала на глазах у ватаги ухажеров:

– Да уж как же…

Я покряхтываю. Приоритеты Сюзанны имеют мало общего с моими. Ее мир вращается вокруг поисков подходящей партии, чтобы завести семью. С чего она увидела во мне соперницу, мне неведомо. Я понимаю, что свои притязания надо отстаивать, но не обязательно поступаться приличиями и этикетом.

Так или иначе, у меня нет времени на пререкания. Пока мы говорили, туман подобрался к нашим коленям. Очередные фонари на моем маршруте – в деловом районе. Туман, вне всяких сомнений, уже добрался до пристани. Я нетерпеливо притоптываю под влажной пеленой.

– Это неважно. Я подойду, когда смогу, но зажигать фонари – дело первостепенное, в отличие от танцев и светских бесед. – Я сверлю взглядом Сюзанну, но ей хоть бы хны.

– О, да ведь не всю ночь напролет ты будешь их зажигать. – Молли надувает губы, и я отвлекаюсь от Сюзанны, закатившей глаза. – У тебя должно быть время на празднество вместе со всеми.

Конечно, зажечь фонари – дело не на всю ночь, на все про все уходит часа два. Но этим девушкам невдомек, им не приходится работать, чтобы содержать безучастную мать и заботиться, чтобы сестра ни в чем не нуждалась. Что с них взять? Они вольны думать только о себе. Мне же непозволительно тешить себя такими мыслями. Непозволительно мечтать о другой жизни. Может быть, когда-нибудь. Будем надеяться.

– И потом, – продолжает Молли, не подозревая, как у меня защемило сердце, – разве «Мириам» не возвращается на днях? Уверена, Джози будет рад отпраздновать с тобой.

Сюзанна бросает на нее злобный взгляд. Эта девушка могла бы вести уроки чванства во всех мыслимых видах. Но даже ее недоброжелательность не останавливает прилив чувств, захлестнувших меня. При одном упоминании о Джози мои губы растягиваются в улыбке, а в животе теплеет от светлячков.

– Да, «Мириам» пора бы вернуться, но посмотрим. Вы знаете не хуже меня, какой темпераментной бывает Атлантика.

Я не могу совладать с дрожью в голосе. Весной, перед отплытием, нашей китобойной шхуне требовался бондарь, и Джози не замедлил воспользоваться шансом. Одна мысль о том, что его судно не вернется в намеченный срок, грозит напрочь лишить меня самообладания. Прятать подальше все мысли о Джози до его возвращения – вот мой единственный способ сохранить рассудок. Но это не всегда легко.

Я нарочно хватаюсь за стремянку:

– Я извиняюсь, но мне на самом деле уже пора.

Сюзанна уходит, задевая меня юбкой и не сказав ни слова. Молли только вздыхает и ласково мне улыбается. Русый локон выбивается у нее из-под шляпки, добавляя лицу мягкости.

– Что ж, я надеюсь, ты передумаешь и придешь. Передавай Пруденс[2] привет от меня.

Когда они скрываются за деревьями, в парк возвращается тишина. Ну, почти. Спорадический храп Бенджамина продолжает сотрясать воздух, а над головой у меня шелестят деревья.

Солнце зашло, и сумерки вступили в свои права, но скоро опустится тьма. Я перехватываю поудобней стремянку под мышкой. С фонариком в руке иду быстрым шагом из Зеленого к витринам магазинов. Как я и ожидала, туман уже добрался до делового района и медленно поглощает фасады бондарной мастерской, кузницы и скобяной лавки с ненасытным аппетитом. Тени оживают, и я почти готова поверить, что рядом со мной кто-то есть.

Суеверные слухи облепили наш порт, как насекомые – труп. Они исходят не только от старожилов. Здесь так много людей со всех уголков мира, что до меня доходит молва о речных келпи, африканских водяных, которые увязываются за кораблями в порт, и о вилах[3], заманивающих и топящих мужчин. Духи китобоев, пропавших в море, приходят, чтобы лишить жизни тех, кто вернулся из плавания. Один из местных утверждает, что единственный оберег от беды – это жемчужина, найденная в наших речных устрицах. Все суеверия друг друга стоят.

Впрочем, не стану отрицать, что туман любит подшутить. Он по пятам преследует меня. Побуждая ступать куда не следует. Но я могла бы обойти эту деревню с завязанными глазами и не сбиться с пути. Вообще-то я так уже делала. Мы с Джози играли в такую игру еще до того, как он стал подмастерьем бондаря. Он брал ленту и завязывал мне глаза, кружил меня и говорил, куда идти. Я ни разу не ошиблась.

«Как тебе это удается, Темп? Ты колдуешь или что?» – спрашивал он с трепетом в голосе. «Нет, конечно. Это все выдумки. – Даже сейчас я помню, как у меня потеплели щеки от удовольствия. – Да и какая польза в таком навыке?» – «Польза есть, и ты это знаешь».

Джози был прав. Когда приходит ночь, а с ней и неизбежный туман, только фонари не дают редким прохожим заблудиться – подобие надежности в таком месте, где люди то и дело пропадают без вести. Если найдется тело, у нас будут ответы, и мы сможем что-то решить. Но в нашем морском порту такие подачки – редкость, черная метка, от которой нам никогда не избавиться. Туман наползает из леса к северу от городка, накрывая Уорблер волной безвестности, и, если не держаться фонарных столбов, сгинешь навеки. Но я всегда найду дорогу. Па об этом позаботился.

Даже если бы я не знала, где нахожусь, лихой смех и крики, доносившиеся из таверны, подсказали бы мне. Британские, голландские и испанские диалекты вперемешку с другими, неизвестными мне. Фонарь перед входом, как безмолвный свидетель, наблюдает за