Сефира и другие предательства - Джон Лэнган Страница 14

на любую жалобу Лизы на него. Однако иногда он выбирал молчание – тщательно продуманное, длительное, театральное молчание, сохраняя его до тех пор, пока Лиза не сломается и отчасти не извинится за то, что вообще обвинила его в чем-либо. Это бесило, но случалось достаточно редко, чтобы приносить ей беспокойство. Даже если бы она была склонна потакать ему, чего Лиза абсолютно не желала, она слишком устала, чтобы делать это. Найти мотель в Сент-Луисе казалось невероятно сложной задачей. Она обнаружила «Макдональдс», заехала в темный угол его парковки, подальше от места, где тучи насекомых роились у высоких галогеновых фонарей, заглушила двигатель и откинула сиденье до упора.

Почти сразу стал одолевать сон. Лиза закрыла глаза. «Ты же знаешь, Гэри может позвонить в любую минуту, прямо сейчас», – подумала она, но уверенности оказалось недостаточно, чтобы остановить падение в бессознательное оцепенение, смыкающееся вокруг нее подобно черной воде. Это был момент «растворения», когда она почувствовала, как все – ее страхи, гнев, боль, самое «я», связывавшее их воедино, – рассеивается, тает, и это чувство показалось восхитительным.

Откуда-то издалека прилетела трель звонка. Лиза разлепила глаза и в конце долгого черного туннеля увидела телефон на подставке. Она попыталась поднять правую руку, но та была вялой и казалась налитой свинцом.

С пассажирского сиденья раздался голос:

– Не беспокойся, я возьму.

Рука с длинными пальцами и длинными ногтями скользнула в поле зрения и коснулась экрана.

Гэри проговорил:

– Извини, что так поздно…

Его прервал голос.

– Это я, Гэри, – произнес голос. – Пошел к черту! – Рука нажала на кнопку, обрывая звонок.

Лиза попыталась что-то сказать, но язык не повиновался. «Сефира», – подумала она.

– Совершенно верно, – откликнулся голос. – Я пришла взглянуть на тебя.

«А как?..»

– Гэри на связи со мной. Как и с тобой. Следовательно, связаны и мы с тобой. Простая математика. Ну, вообще-то не такая уж и простая. И не сказать, чтобы математика. Но штука захватывающая. Знаешь ли ты, что значит для него переспать с тобой после того, как он вкусил удовольствия, которые могла предложить ему я? Это признак или большой любви, или лютой ненависти.

«Или непреодолимой похотливости».

Прозвучавший в ответ смех был похож на расплавленный мед, льющийся на ломоть теплого хлеба. Вопреки себе и несмотря ни на что, Лиза нашла его одним из самых сексуальных звуков, которые когда-либо слышала.

– И это тоже. Я почти уверена, что твой муженек не испытывает к тебе ненависти, объяснением чему может быть только любовь. В сочетании с толчками его премилого члена.

Лиза напряглась, чтобы повернуть голову, но не смогла.

– Даже не пытайся, – сказала Сефира. – Ты в моей власти, и все такое.

«Зачем ты здесь?»

– Я же сказала: заскочила на секундочку, чтобы повидаться с тобой. Во плоти, так сказать.

«Зачем?»

– Затем, что ты для меня – нечто новенькое. Ты должна понять: я занимаюсь этим уже очень и очень долгое время. Не стану утомлять тебя историей своего происхождения, честно говоря, я многого из этого не помню. Я видела пирамиды в Гизе, когда они еще стояли новенькими: облицованные плитами из белого известняка, они сверкали на солнце. Пробиралась через несметное количество плавающих утопленников после того, как море поднялось и погубило уйму народу. Я слышала скрип весел и плеск воды, когда ахейцы плыли к Трое.

– Ну, ты поняла: я всегда была и буду рядом. За это время большинство мужчин, что приходили ко мне, со мной и остались. А под большинством я подразумеваю девяносто девять процентов. Даже больше: я имею в виду девяносто девять целых, девяносто девять сотых… Девяносто девять целых, девятьсот девяносто девять тысячных. Разумеется, учитывая, сколько лет я следую своему плану, это, тем не менее, означает, что несколько десятков не поддались мне сразу. Некоторые убили себя. Некоторые пытались убить меня – весьма опрометчиво с их стороны. Некоторые бежали к своим женам или любовницам, чем искренне восхитили меня. Непонятно лишь, зачем возвращаться к ним, если они в первую очередь искали меня? Ну, а кроме шуток, нет такой похоти, которую я не могла бы удовлетворить. Познать меня – узнать, что нет мне равных.

– Тем не менее, они поднялись с постели, которую делили со мной, и ушли, оставив в качестве объяснений ненависть и любовь. Мне понятна ненависть – желание не просто воткнуть нож, а, выкручивая запястье, рассечь лезвием внутренности, вывалить их, исходящие паром, в грязь. Там, откуда я родом, эти эмоции лежат в основе… всего и вся. А вот в любви я уверена меньше. Порой спрашиваю себя: не питаю ли я это чувство к ним – к мужчинам, которые меня домогаются? Не так, как ты любишь Гэри, а так, как любит оленя охотник, в сердце которого пускает стрелу. Знаю, ты скажешь, что это не одно и то же. И возможно, ты права. Хотя вполне можешь понять, как это способно заинтриговать меня, – этот порыв, или привычка, или… как ни назови, – что позволяет даже небольшому количеству моих партнеров уходить от меня. Точнее, пытаться уйти, так как в итоге я всегда возвращаю их себе. Женщины, ради которых они, как сами думали, оставляют меня, – ни одна из них не прожила долго после того, как я возвращала любовников себе во второй и последний раз. Некоторые, осознав то, что осталось от их возлюбленных, доводят себя до безумия, до самоубийства. Некоторым больше не суждено видеть своих мужчин прежними – вскоре они начинают довольствоваться тем, что им досталось после меня. Я понаблюдала за теми женщинами, а кое-кому даже открылась. После знакомства со мной одна шагнула со скалы. Другая рванулась бежать в поле, где ее забодал бык.

– Из этого ничтожно малого числа, однако, ни одна не угрожала мне насилием, не говоря уже о том, чтобы броситься за мной в погоню. Исходя из опыта, скажу, ты беспрецедентна. И вряд ли ты в состоянии представить себе, насколько это волнующе. Такой образ жизни… возможно, я назвала бы его серией бесконечных партий в шахматы, но он больше похож на шашки, а иногда и на крестики-нолики. Без разницы, что каждое соблазнение – это шахматная партия с выдающимся соперником, игра та же, доска та же, с тем же количеством клеток, с той же расстановкой фигур, каждой из которых предписаны конкретные ходы. Ты можешь возразить, что существуют сотни тысяч возможных комбинаций ходов, что дьявол кроется в деталях, но каким бы верным ни казался такой аргумент, он теряет силу по прошествии первых двух тысячелетий. Хочешь знать, на что похожи вечные муки?