Джоанн Харрис - Страхослов Страница 104

И только когда сгущались сумерки, он позволял себе полностью утратить контроль. Ему вспоминалась одна история – может, и небылица, – описанная Ф. Скоттом Фицжеральдом в 1920-е. В том произведении Фицжеральда один пьяница ушел в отрыв и залез в бутылку на несколько десятков дней, но затем, протрезвев, обнаружил, что находится в Нью-Йорке, который на самом деле так и не покинул, хотя все вокруг кажется ему чужим.

Райасу довольно быстро удалось отследить перемещения Пэрри, и однажды вечером, несколько дней спустя, он смог организовать встречу.

Карлос устроился на лестнице, подгадав время, когда парочка этих придурков будет возвращаться из последней вылазки в огромный и чуждый им внешний мир. Он уселся на ступеньках, поставив между коленями пакет с двумя полными бутылками «Гленнфиддика» и разными деликатесами, и проследил взглядом за несколькими тараканами, копошащимися на потертых желтых обоях. На мгновение ему показалось, что в свете тусклой лампочки тараканы выстроились в кривую спираль. Как он и предполагал, вскоре на лестнице послышались шаги Пэрри и сопровождавшего его юнца. Поднимаясь по лестнице, парочка о чем-то пререкалась, но их разговор показался Райасу совершенно бессмысленным.

– И ты таким стал, сынок. Скука.

– Да пошел ты, папаша. Не было ничего. Я сыграть хочу.

– Только о том и думаешь.

– Не-а. Опять выпивка кончилась, папаша.

– Боже, да когда ж ты заткнешься?

Райас разложил содержимое пакета на ступеньке, точно подношение языческому божеству.

Увидев это, парочка замедлила шаг, переглянулась, опять посмотрела на бутылки. Оба пробормотали что-то невнятное.

– Не хотите выпить со мной? – спросил Карлос. – За добрососедские отношения? – Его губы мастерски растянулись в лицемерной улыбке.

В пятой квартире царил бардак – и, похоже, уже давно. Упаковки из-под фаст-фуда, пустые бутылки из-под вина, смятые жестянки из-под пива – все это грудами валялось на полу. Райас даже заметил несколько конвертов из «Гермес-Х». Эти письма никто даже не вскрыл, а ведь в них, без сомнения, компания предлагала несколько тысяч долларов за возможность взглянуть на результаты исследований Пэрри. Все углы квартиры затянула паутина, она покрывала даже грязную посуду, громоздившуюся в мойке. При этом вся эта грязь и мусор смотрелись удивительно неуместно на фоне основного элемента декора: эта парочка превратила квартиру во внутренности какой-то загадочной вычислительной машины.

Повсюду были протянуты кабели, жужжала какая-то аппаратура, мигали огоньки на панелях. Устройство занимало все доступное пространство в помещении. Карлос точно очутился внутри огромного механического мозга. А где электроаппаратура не закрывала стены, были наклеены изображения сложных мандал всех цветов спектра, висели они и на корпусах приборов, где не было клавиш и рычагов. Мандалы занимали каждый квадратный метр свободного пространства.

Все они были вариациями одного и того же базового узора – бесконечная последовательность элементов вокруг центрального круга, образованного мелкими восьмиконечными звездами. Внутри этого круга – бесчисленные черные звездочки, тоже восьмиконечные. И только снаружи круга мандалы отличались, поражая воображение разнообразием психоделических красок.

– Отличный дизайн интерьера, – заметил Райас, входя в святая святых.

Он шлепнулся на диван, заваленный комиксами, порножурналами и сигаретными окурками.

– Они крупно облажались, – сказал Пэрри-старший, наливая себе порцию виски в грязную рюмку. – Все смотрели не туда. Обосрались по полной. Анализ данных – полная чушь. Чтобы получить искусственный интеллект, нужно воспитывать машину как ребенка. Учить его всякому. Самосознание и интенциональность[189]. Сечешь?

– Папаша запустил моего братца еще в начале девяностых, верно говорю, а, папаш? Теперь ему, видать, лет двадцать или около того, верно, папаш? – добавил жирдяй.

Райас заметил, что в дальнем углу этой грязной квартирки стоял какой-то прибор, являвшийся, похоже, центральным элементом всей этой странной аппаратуры. Бо́льшая часть кабелей тянулась к этому прибору – или выходила из него. На экране, этом единственном немигающем квадратном глазе компьютерного циклопа, сменялись бесконечные вариации мандалы.

Райас со скучающим видом направился к прибору, чтобы рассмотреть его внимательнее. Оба Пэрри были слишком заняты дележом арахиса в пряной глазури и потому не обращали на него внимания, но Карлос все равно делал вид, что аппаратура нисколько его не интересует. К сожалению, он был слишком пьян, чтобы разобраться в коде. В глазах у него двоилось, от попыток сосредоточиться разболелась голова. В затуманенном алкоголем мозге на мгновение промелькнула мысль попробовать заставить этот компьютер пройти тест Тьюринга[190], но Райас сомневался, что из этого что-то выйдет.

Толстяк ковырялся в носу, поедая извлеченное оттуда.

– А что это за мандалы? – Райасу едва удалось подавить икоту.

Жирдяй не ответил, но его папаша, подмигнув, перебросил Карлосу книжку в яркой мягкой обложке, взяв ее из целой стопки таких же экземпляров. Райас едва взглянул на нее и рассеянно сунул в карман.

На следующее утро он проснулся не в лучшем состоянии: голова болела, во рту пересохло, губы потрескались, печень ныла, да и почки давали о себе знать. Райас решил, что стоит устроить пару дней трезвости. Скрепя сердце, он вылил в умывальник запасы спиртного, и решил, что сколь бы революционным ни был такой шаг, неделя на трезвую голову – и он придумает, как уговорить «Гермес-Х» вытащить его из этого кошмара, в котором он увяз по самые уши. Карлос не переодевался со вчерашнего дня – должно быть, так и уснул на кровати в одежде.

А вот со смартфоном его пьяное альтер-эго успело накосячить – на экране сменялись картинки из игры «Мандала».

И только включив телевизор, Райас понял, что все вышло из-под контроля.

Экран загорелся в самый разгар рекламной паузы – но все ролики сменили собой вращающиеся мандалы, и даже при не очень-то удачных попытках начать нормальное вещание в верхнем правом углу экрана оставалось их изображение, чтобы фанаты игры могли поглядывать на эти картинки, следя за передачей.

Карлос смотрел телевизор, попивая апельсиновый сок и ужасаясь открывшемуся ему зрелищу. Ведущие утренних новостей, похоже, пали жертвой корявой лоботомии. Кто-то решил, что их стоит загримировать под клоунов, поэтому вместо привычного тонального крема и пудры сегодня на их лицах красовался аляповатый красно-белый грим. Ведущие отпускали бессмысленные комментарии, текст новостей редактировали какие-то халтурщики, и в целом выпуск смотрелся как какое-то извращенное произведение искусства, строго соответствующее доктрине дадаизма.