Степь и Империя. Книга IV. Рыцарь Империи - Балтийский Отшельник Страница 7

Крестьяне возделывают землю и выращивают белый рис и это лучшая пища на свете, потому что от него светлеет кожа и члены тела становятся легче и гибче.

Нигде за пределами страны Амаро не доводилось мне есть такого белого риса. Из рук господина моего принимаю я всякую пищу и он милостив ко мне не по заслугам моим, но в остальных землях рис или бурый, или черный, и нет пользы от него телу и потому он еда для нищих и скота...

Народ Амаро молится богине Имана Икомейя и духам предков и духам гор и духам лесов и добрым божествам полей.

Народ Амаро стремится к совершенству, каждый в своем потомственном деле.

Воины - в воинском искусстве, чиновники Императора и князья - в искусстве управления, ремесленники - в своем труде, крестьяне - в своем. И эта тяга к совершенству так сильна в народе Амаро, что нет потребности в стране в иноземных товарах.

Все, что надо, делается в стране Амаро и достигает совершенства в качестве своем. А если в дальних странах появляются новые товары и возникает в них необходимость, то труженики Амаро скоро сделают эту вещь лучше, чем в других местах.

Оттого нет нужды в присутствии на землях Амаро чужеземцев, нарушающих Порядок. Лишь два порта на восьми островах разрешено посещать чужеземным купцам и там не протолкнуться от кораблей, приходящих за превосходным качеством изделий народа Амаро.

Лишь в этих двух городах разрешено сходить на берег иноземцам, и потому каждый житель этих городов, прежде чем покинуть его, должен четыре руки дней находиться в карантине со всеми своими спутниками, чтобы не принести на Земли Порядка заморских болезней.

Оттого в Земле Богов почти не встречается чужестранцев, лишь личные гости Императора могут проследовать к нему во дворец. Так я встретила господина моего, к ногам которого бежала в годину бедствий.

Еще в стране Амаро нет рабов - чужеземцы не ступают на благословенную землю, а амаро - потомок богов - не может владеть другим амаро, ибо потомок богов не может быть бессловесной вещью.

А еще почти нет преступлений в стране Амаро - обычным наказанием за воровство или насилие бывает казнь, а клеймят лишь неверных жен да нерадивых крестьян, кто не платит своевременно подати своему князю или Императору. Часто уличенный преступник или раскаивающийся в совершенном преступлении сам заканчивает свою жизнь, чтобы бремя позора и наказания не пало на семью и детей.

- А тепло или холодно в землях Амаро, рабыня? - Рифейну почему-то захотелось уязвить эту клейменую дочь амаро, которые не бывают рабами, но мелодичный голосок не изменился ни на йоту.

По-разному, достопочтенный гость моего господина. Земли Амаро обширны и различны. Среди зимы на полуночном побережье птицы замерзают в гнездах - а в эти же дни на полуденном побережье продолжают цвести цветы. Летом же царит зной, но не такой, как в Степи, за каменными стенами оазиса моего господина, а влажный, удушающий, от которого плавится мясо на костях и подкашиваются ноги.

Оттого с наступлением осени двор Великого Императора спускается в столицу, чтобы насладиться цветением Секретного Сада, окружающего императорский дворец, а с началом весны перебирается в Верхний Город на склонах Великой Горы, на чьей вершине никогда не тает снег - чтобы избежать летней изнуряющей духоты. Кроме придворных, в Верхний Город едут и воины и слуги и врачи и массажисты, и те, кто обслуживает воинов и слуг Императора.

Столица Сихонкин пустеет - а Верхний Город наполняется жизнь. От Верхнего Города за день пути конный путник может добраться до края вечных снегов Великой Горы, а прохлада от этих снегов создает приятную прохладу в Верхнем Городе и Летнем Дворце Императора.

Говорят, что с вершины Великой Горы можно увидать всю страну Амаро - если посмотреть на все восемь сторон. Рассказывают, что первый Светлый Император велением Богини был поднят на вершину, чтобы окинуть взглядом свои владения. В легенде говорится, что он был так вдохновлен увиденным, что явилось ему видение и он воскликнул "Амаро хакко йу!" и эти слова с тех пор стали девизом императорского дома.

- Что значат эти слова, Тамоко? - спросил Скульптор, который тоже с интересом слушал рассказ рабыни.

И рабыня замялась. Почему-то ей не хотелось говорить об этом. Но, увидев нахмуренные брови своего господина, преодолела свои сомнения.

Однако речь ее стала медленнее, словно она очень-очень тщательно выбирала выражения, продвигаясь по лезвию бритвы между ложью, которую остро чувствовал ее господин, и нежеланием рассказывать о сокровенном для амаро знании. Она даже