Гиблое дело - Кори Доктороу Страница 22

– Какая красивая песня, – сказал я, когда мы закончили горланить «Y te vas, y te vas, y te vas».

– Хосе Альфредо Хименес, – сказала Ана-Люсия. – Моя двоюродная бабушка вышла за мексиканца, и они постоянно его включали. Сама песня ни о чем, но петь ее очень весело. – Она отхлебнула пива. – Была б моя воля – увела бы караван в Мексику.

– На границе жопа, – заметил Вилмар, рыгнув.

– Особенно для сальвадорцев, – согласилась Ана-Люсия. – Они нами детей пугают, когда те есть отказываются, особенно после того, как до них добрались русские. – Я отложил это на будущее. Насчет русских ходило много всяких теорий, и я на собственном опыте убедился, что лучше не заводить о них разговор, если не хочу забрести в дебри самых безумных заговоров.

– Это да, – сказала Милена, – но я слышала, что белых сейчас тоже не особо пускают. Надоело, что в медпомощи постоянно отказывали.

– Да они языка не знают, – сказал Эсай, и мы рассмеялись.

– Что есть, то есть, – сказал я и перешел на испанский: – Мои друзья-армяне говорят по-испански лучше меня, – и мы снова расхохотались.

Перед сном мы помогли им с палатками и закинули вещи стираться. После этого я пошел на кухню попить, где наткнулся на Милену, которая несла стакан в комнату.

– Классные ребята, – сказала она.

– Согласись, да?

– Хорошо, что ты их привел. Поскорее бы остальные тоже пришли. Нашему городу не помешает хороший пинок.

На ум пришли дедушкины друзья.

– И не говори.

К нам подошел Вилмар в домашних штанах и футболке. В уголке его губ виднелось пятнышко зубной пасты.

– Но жилья, конечно, вообще не хватает. Нам бы еще пятьдесят койко-мест раздобыть.

Я поглядел на них.

– Слушайте, можете отказаться, конечно, но я тут подумал: у нас большая лужайка перед домом, да и задний двор просто огромный, мы ими практически не пользуемся, а ребята Аны-Люсии и так в палатках живут… Купим пару биотуалетов, организуем полевую кухню, и…

– Ты. Просто. Гений, – сказал Милена, а Вилмар рассмеялся.

– Мне скоро обратно на фабрику, так что мой голос вряд ли учитывается, но я все равно «за». Когда вернусь в Мохаве, можете и комнату мою кому-нибудь передать.

Я хлопнул в ладони, пританцовывая на месте. Осталось только дождаться завтрака и сообщить новости Ане-Люсии, Эсаю и Хорхе.

Глава 3

В кандалах

Эсай с Хорхе пришли от идеи в полный восторг, а Ана-Люсия тут же спокойно отправилась измерять двор, чтобы понять, где будет лучше всего разместиться. Милена написала об этом в группу, и народ потянулся ко мне с одеждой, крупами, фильтрами для воды и прочими полезностями для полевой кухни.

Ана-Люсия, Эсай и Хорхе отправились встречать караван, а через какое-то время в дверь позвонили. Камера показала Кеннета и Деррика, и я застонал: выглядели они вне себя от злости. Я подумал, не выключить ли звонок, но они продолжали трезвонить, и я решил, что лучше с ними поругаться, чем оставить бушевать у меня на пороге.

Но я все равно прикрепил на футболку камеру и оставил мигать красным, сразу показывая: ведется запись. Потом открыл дверь.

– Скажи мне, что это неправда, – буквально накинулся на меня Деррик. На его лбу и шее выступали вены, и я едва не отшатнулся, но все же сдержался.

– Деррик, Кеннет, какая встреча.

– Ну-ка пусти нас. – Просьбой даже не пахло.

– Нет, Деррик, не пущу.

Кеннет поморщился.

– Да ладно тебе, Брукс, зачем ссориться на глазах у соседей. Мы столько лет дружим с твоей семьей…

– Вы дружили с моим дедом. Моим покойным дедом. Подозреваю, отца вы своим другом не считали. Мать вот точно не считали. И мне ты не друг, Кеннет. А Деррик мне просто не нравится.

Кеннет поморщился снова, а Деррик фыркнул.

– Скажи мне, что это неправда, – повторил он.

– Это неправда, – сказал я. – До свидания. – Я попытался закрыть дверь, но Деррик подставил ногу.

– Ты серьезно превратишь дом в лагерь беженцев? – спросил он.

– Как быстро разносятся слухи. – Я посмотрел ему в глаза. Несмотря на возраст, он был крепким мужчиной, а его ноздри раздувались, как у мультяшного быка.

– Да кто тебе позволил!..

– Заткни хлеборезку, Деррик, – посоветовал я. – Вы с друзьями только и делаете, что твердите о неприкосновенности частной собственности. Так вот, дедушка оставил дом мне. Это моя частная собственность. Если я захочу узнать твое мнение о том, что мне с ним делать и кого впускать жить, я обязательно приду и поинтересуюсь лично.

– Хочешь деда предать, Брукс? А как же дело всей его жизни, как же город, который тебя приютил? Их ты тоже предашь? Ты не можешь так поступить. Я очень уважал твоего деда, не этому он тебя учил…

– Заткнись, Деррик. Я вроде уже говорил, что этот дом снесут под застройку, и чем быстрее я этого добьюсь – тем лучше. Искренне надеюсь, что так поступят со всеми участками на этой улице, чтобы приютивший меня город мог приютить намного больше людей. Моих соотечественников, американцев, людей, которым не повезло лишиться дома и у которых хватило мужества добраться сюда. Вот так я чту память своего деда, Гитлер ты недоделанный, – разгребаю все жалкое говно, которое он успел наворотить за восемьдесят лет своей жалкой жизни на этой умирающей планете.

Деррик замахнулся, но Кеннет успел перехватить его и оттащить подальше, прижав руки к бокам со спины.

– Мелкий засранец, – выплюнул Деррик, брызжа слюной. – Очень советую подумать, что ты творишь. Знаешь, что бывает с людьми, которые продают соседей? Никакие дружки-антифа не помогут! Быть членом общества – значит пользоваться его привилегиями, а такими темпами никаких привилегий у тебя не останется. Хорошенько подумай, что это значит.

– Господи, – сказал я, наслаждаясь ситуацией, несмотря на участившийся пульс. – Ты еще и антифашистов приплел, серьезно? А космических лазерных установок Сороса не боишься? – А потом, не сдержавшись, добавил: – Вот Общество Сороса обрадуется, когда я передам им то, что нашел у дедушки в спальне. Ух, как обрадуется.

И, черт, лицо Деррика надо было видеть. Он побелел, потом покраснел, потом побагровел. Захлопал ртом, как рыба, а я перевел взгляд на Кеннета, который пялился на меня в тихом ужасе.

– Пока, мальчики, – сказал я. – Смотрите, чтобы жопу дверью не прищемило.

И я захлопнул ее за собой.

Как же приятно!

* * *

Так почему же руки дрожали, когда я вернулся во двор, где Ана-Люсия с друзьями устанавливали палатки, полевую кухню и детскую площадку с домиком на дереве и канатами, по которым могли лазать малыши?

– Так