Сказки Змея Горыныча - Борис Гедальевич Штерн Страница 20

- Потому что она по спирали движется, - пояснил опер. Ему уже чудилось появление из шухляды бериевского стола Ордена Ленина.

- Кто движется?

- Что? Не понял...

- Через плечо! Кто движется по спирали, спрашиваю? - хотела нахмурить брови, да бровей нет, хмурить нечего.

- История.

- Куда ж это она движется? Нашла, наконец-то!

- Ну... Вперед и вверх. В светлое будущее.

Тут Василиса Васильевна вытащила из замусоренного всяким пыточным инструментом бериевского стола лошадиный кнут, да как заорет - аж на улице было слышно:

- Да ты что, сам Господь Бог, что ли?!.. Дур-рак ты! Ой, дур-рак! Это тебе не Конституцию нарушать, а Древневековую формацию!.. Хватит держать Гишторию за дешевку! По спирали только пьяные движутся, а Гиштория движется по обстоятельствам! Понял? По камням да по ямам, а не по спирали. И движется она не вверх, не вниз и не вперед, а как Бог на душу положит и как обстоятельства позволят! А спираль не для того дела предназначена, спираль вставляют в другое место... Показать куда? В утюг! Утюг ты глупый! Эй, люди!

Вбежали люди.

- Выпороть его на конюшне! Как это «нету конюшни»?.. Тогда в гараже!

А что делать? Приказ! Люди думали - хуже будет: возьмут опера под белы руки да выбросят из окна на лубянский асфальт, будто сам выпрыгнул. А так - что ж, дело нехитрое: отвели историка в гараж и всыпали кнутом раза два, галифе с него не снимая, чтобы не оскорблять человеческое достоинство. Не сильно, но поделом - впредь будет знать, как гонять Гишторию по спирали! Привели обратно, сидеть все же не мог, стоял на ногах. И опять вопросы, вопросы:

- А кто? А что? А почему? А кто надоумил? А подать мне сюда Ивана-дурака! Из-под земли достать!

А люди думают: «Што делаеца, што делаеца!.. Зачем временной председательше высокой парламентской комиссии понадобился Иван-дурак? Мало что ли дураков на свете - а этого из-под земли вынь да положь. Не иначе, привести в исполнение стародавний приговор, без применения срока древности. С нее станет - возьмет и отрежет Ивану это дело прямо в бериевском кабинете. А законны ли подобные методы? А что скажет конституционная комиссия? Выбрасывать подследственного из окна - одно дело, а отрезать ему жизненный орган - совсем другое... Да и как ей подашь Ивана? Иван - эвон где... Уже у Геркулесовых Столпов. Иван уже приплыл.»

14

Приплыли богатыри.

Смотрят.

Видят: на горизонте торчит дворец не дворец, а Воздушный атлантский Замок; промеж Геркулесовых Столпов стоит лестница не лестница, а стремянка; и на ту стремянку взгромоздился атлант не атлант, а Атлантище! Такого не видывали, о таком не слыхивали! Думали - атланты помельче; а этот - страшное дело! Ни проплыть, ни проехать, ни извини-подвинься - весь Гибралтарский пролив перегородил, на европейский Столп ящик с инструментом поставил, на африканский - узелок с обедом, что жена завернула. Внешний вид: рыболовецкие сапоги, замусоленная роба да старая шляпа - задрожали богатыри, узнали ту фетровую шляпу от погибшего циклопа-техногена. Во рту Атлантища торчат три шурупа, в глазу - параболический монокль. Облака поочередно к нему подплывают, что-то он там в облаках отверткой крутит, отвинчивает... Видать, электрик. Или сантехник. А может, и плотник: из инструментального ящика стамеска в небо вонзилась, которую за маяк приняли, - в Мадриде, небось, видна.

«С кем воевать-то? - дрожат богатыри. - С этим?...»

- Смываться надо, - шепчет Христофоров боцман.

Но поздно.

Чуткий Атлантище шепот услышал, обернулся, взглянул на «Всеволода Вишневского» сверху вниз, сверкнул на солнце моноклем - этот прожектор посильней волшебного зеркальца будет - слез со стремянки, три шурупа в пролив выплюнул. Поднялась от трех шурупов волна морская по самые трубы, бросила «Всеволода Вишневского» на Гибралтар-скалу. Богатыри в крик:

- СОС! - кричат. - СОС!

Тут и сказке бы конец, но Атлантище пальцем корабль на плаву придержал, пока вода не схлынула и всех обериутов с острова Обериос не смыла. Не стало обериутов, сгинули аки обры. Развязал Атлантище узелок с обедом, что жена приготовила. Разложил на скале пять жареных быков, поставил тыщеведерную бутылищу «Атлантического портвейна красного» да любимую атлантскую закусь - банку малохольных мексиканских кактусов, вроде наших бешеных огурцов, но ядреней. Портвейну из горла отхлебнул, кактусом похрустел, быка обглодал, кости в Гольфстрим забросил на радость жадным акулам. Поднялась от тех костей волна океанская выше крыши, но Атлантище «Всеволода Вишневского» от цунами ногой отгородил, прошла мимо волна, всех гипербореев с Борейского полуострова смыла. Не стало гипербореев, сгинули, аки обериуты. Сожрал Атлантище второго быка, червячка заморил, и уже не спеша взялся за третьего.

- Кто тут у вас капитан Иван-дурак будет? - лениво спрашивает, глодая бычью ногу.

- Ну, я! - с гонором отвечает Иван-дурак.

- Ты?! Да ну?! Да не может быть! «Гэ» ты, а не капитан.

Это знать надо: «гэ» у цивилизованных атлантов самое страшное ругательство.

- Зачем пожаловал, Иван-дурак?

Молчит Иван. Что отвечать Ивану? Приплыл, дескать, двигать Гишторию по шпирали? Накручивать ее на ось «Этруссия - Эсэсэсэр - Атлантида»?

Доел Атлантище четвертого быка, так и не дождался ответа. Икнул будто гром отдаленный пророкотал в поднебесье. Успокоил икоту глотком портвейна. Последнего быка есть не стал, возложил бычью тушу на корму корабля. От такого перегруза «Всеволод Вишневский» нос к облакам задрал, а корму опустил в пучину морскую.

Хороший знак: провиантом делится. Наелся, значит. Сытый - не злой; а все равно страшно.

Уравновесили богатыри быка на палубе, ждут - чего дальше будет?

А Атлантище поковырял в зубах заостренным бревном и стал учить Ивана-дурака уму-разуму:

- Чего дрожишь, Иван? Не дрожи, не трону. Хочешь, значит, Ванюша, угодить в Гишторию? Похвальное дело, но Гиштория, Ванек, - это неизвестно как все было. ЧТО-ТО, конечно, БЫЛО, но неизвестно КАК. Запомни, Ванятка: главное в жизни не «ЧТО», а «КАК». Главное, Ванюха, не содержание, а форма. Все на свете «гэ», а интерес для Гиштории представляет только то, КАК это «гэ» видоизменяется. Что было, то было; что будет, то будет; может, вообще ничего не было и ничего не будет. И так