Сорока на виселице - Эдуард Николаевич Веркин Страница 10

Говорили про голос, прекрасный настолько, что его хочется слушать вечно и возвращаться нет сил.

Отец рассказал мне про свою первую смерть. Он, будучи аспирантом, шел на «Сиплой» к Сердцу Карла и именно тогда первый раз перенес VDM-фазу. После воскрешения его преследовало острое ощущение отделения от тела и от окружающей реальности, затихавшее несколько дней, каждое движение сопровождалось нейроэхом, стены каюты покачивались и расплывались, коридоры мучительно двоились. Это затихало несколько недель.

Техника эвтаназии с тех времен заметно усовершенствовалась – я никакого отделения не чувствовал, стены оставались недвижимы, ни света, ни голосов, и ничего вроде не омертвело. Нога немного. А зуд в ушах прекратился, и почти сразу заглянул доктор с блокнотом и портативным медсканером, поинтересовался, не чувствую ли я запах хвои.

А брат…

Брат про свой первый вектор не рассказывал вовсе.

Доктор Уэзерс, бортовой медик, лет шестидесяти, хотя кто его знает, пространство влияет на людей, на каждого по-своему.

– Я не чувствую запаха хвои, – ответил я.

– А у меня в первый раз был можжевельник, – ностальгически признался доктор и навел на меня сканер. – Знаешь, на Валдае есть можжевеловые рощи, в жаркий полдень, когда на ягодах закипает сахар, воздух наполняется ароматом, от которого слезятся глаза…

Доктор несколько раз втянул воздух, словно надеясь почувствовать можжевельник своего детства, разочарованно улыбнулся и принялся проверять показания медсканера.

– Это ведь как рождение, – бормотал доктор. – Но родиться можно один раз, а умереть, получается, сотни… Умри-воскресни, смерть-жизнь, тик-так, тик-так, что видел, если не секрет? Приснилось что в летящем смертном сне?

– Я не очень… помню… – сказал я на всякий случай.

Доктор Уэзерс отложил сканер и сделал отметку в блокноте.

– Понятно… А как зрение? Неприятные ощущения… мертвые поля, мерцание? Зажмурься!

Я зажмурился, а доктор стал довольно болезненно давить мне на глаза через веки. Я увидел множество бордовых и оранжевых пятен, крутящихся безо всякой системы, доктор резко надавил сильнее, так что я дернулся, но Уэзерс не отступил, продолжил копаться в моих глазах.

– Все вроде в порядке, – заверил доктор через минуту. – Рефлексы в пределах нормы, показатели… стандартные, левая нога… немного повышен тонус, обязательно прими электролит. Сейчас же!

Я снова принял электролит.

– Рекомендую пойти размяться, – посоветовал Уэзерс. – Общая длина палуб «Дрозда» семь километров, прогулка позволит улучшить мозговое кровообращение… но к вечеру голова все равно заболит, предупреждаю заранее. Не забывай про электролит. И пообедать! Обязательно пообедать!

Я пообещал погулять, улучшить и пообедать, и не забывать про электролит, доктор удалился, и явилась Мария в фиолетовых очках, и с порога спросила, видел ли я сову, и, не дожидаясь ответа, сообщила, что она да, сова сидела на камне, вертела сиплой… сизой головой…

– Что у тебя с глазами, Мария? – спросил я.

Мы познакомились в пассажирском терминале Лунной базы, Мария сидела на оранжевом чемодане и ела мороженое, больше в зале никого, вероятно, остальные члены Большого Жюри погрузились раньше.

– Мария, – представилась девушка.

– Ян.

– Ты на Реген? – спросила Мария. – Если туда – можешь отдыхать. Часа полтора еще ждать, не меньше.

– Что случилось?

– Инженер трюма не явился на борт, – ответила Мария.

Мороженое апельсиновое в шоколадной глазури, я тоже такое люблю.

– Не явился?

– Не явился, – подтвердила Мария. – Теперь, думаю, ищут замену. Зачем вообще нужен инженер трюма? Без него никак?

Мы сидели в пустом пузыре терминала, а я думал, что все не так уж и плохо. Да, я не особо рвался на Реген, но, с другой стороны, это путешествие могло получиться.

– «Тощий дрозд» – это грузовик, – сказал я. – Трюм большой, грузов много, без инженера на векторе никак, вдруг что-нибудь… открепится…

Мария, кажется, не скучная.

– А потом, штатное расписание нарушать нельзя – с этим в космофлоте строго…

– Рассказывай-рассказывай, – ухмыльнулась Мария. – Знаю я, как у них строго… Я, между прочим, должна была лететь через полтора месяца. Через полтора! Я собиралась в Рим, поработать над диссертацией – и тут вызов! Через полтора месяца никак не получится, или сейчас или жди полгода. Я решила, что лучше сейчас. Я все бросила, не успела толком собраться, со мной связались сегодня в одиннадцать, а через три часа я на Луне… И узнаю, что инженер не явился! А ты про расписание…

Мария вздохнула.

– Я поражаюсь, как мы вообще умудрились добраться до звезд!

– Ну…

Я не придумал что ответить.

– Как-то долетели… – сказал я.

– Летает гагара, – перебила Мария. – И томагавк.

Мария поглядела на меня с подозрением.

– Что? – осторожно спросил я.

– Я знаю как минимум пять книг, в которых интрига строится на том, что перед рейсом грузовой инженер отравился голубцами и вместо него отправился случайный человек. И ничем хорошим это не закончилось…

Отравиться голубцами не так уж и плохо.

– Нет, я никого не заменяю, – заверил я. – В том смысле, что я не вместо инженера, я сам по себе…

– Физик? – перебила Мария. – Или навигатор? На навигатора не похож…

– Почему?

– Они лысые. Голову нарочно полируют, чтобы нейросенсоры плотнее прилегали.

Я машинально потрогал волосы.

– И втирают масло оливы…

– Нет, я не… навигатор. Я спасатель.

– Зачем на Регене спасатели?

Я растерялся, а Мария ответила сама:

– Понятно зачем. Туристическую секцию станешь вести… ну и спасешь кого при случае. Там, насколько я знаю, есть и реки, и болота – кто-нибудь обязательно провалится в провал, или будет тонуть, или заблудится, а ты рядом. Так?

– Да… А ты? Ты чем занимаешься?

Мария не ответила.

– Ты – воспитатель! – предположил я.

– На Регене нет детей, а физиков воспитывать бессмысленно, – возразила Мария. – Я не воспитатель.

– Тогда биолог. Могу поспорить, ты любишь животных… медведей, гагару… латимерию.

В терминал вошел человек в блестящем глубинном костюме. Не в скафандре, а именно в подводном костюме, в тяжелых балластных башмаках и в круглом медном шлеме, мне показалось, что с костюма даже капала вода.

– Интересно-интересно… – сказала Мария. – Откуда тут сей водолаз?

Вообще-то на Лунной базе есть искусственные водоемы, находящиеся под поверхностью, – Море Спокойствия, Берег Прибоя, Берег Надежды. А на этих водоемах пляжи, сосны и дюны, рыбалка и серфинг, возможно, водолаз обслуживает гидравлические системы. Ходит по трубам, чистит водосбросы, пугает расплодившихся в коллекторах кальмаров.

– Это, наверное…

Водолаз тяжело прошагал мимо, на нас внимания не обратил, я почувствовал сильный запах водорослей и еще чего-то морского, из пучин.

– Это, пожалуй…

– Все понятно, – прошептала Мария. – Это он.

– Кто он? – так же шепотом спросил я.

– Поток Юнга.

Мария повертела пальцем вокруг головы.

– Мы сидим на Луне, ждем вектора на Реген. Но с точки зрения синхронной