Нечисть. Ведун - Tony Sart Страница 58

о землю, побранись на содранные ладони, да и делов-то. Но тут, как на беду, обе веревки-подпояски от кушака запутались вокруг ног, плотно обмотали полы черного кафтана. Будто спеленали. А вторая рука, та, что пустая, без ножа, возьми да и отстранись в сторону. И вроде как равновесие ловит, а будто, наоборот, вбок тянет.

И нож кривой так неудачно вверх лезвием стал задираться.

Прям беда.

Я смотрел, как колдун падает. Медленно, будто в киселе.

Вот он валится мешком прямо на пол, прямо всем весом, не в силах сгладить удар. Вот рука с ножом хитрым ужом проскальзывает вниз под телом.

Прямо к горлу.

И я уже понимал, что еще миг, и медная полоска войдет по рукоять под куцую черную бородку.

Я очень этого хотел. Жаждал. Представлял пропавших, загубленных чернокнижником детей из Верес. Наверняка он совершил очень много зла. Наверняка.

Но я не смог. Не смог пересилить себя и убить человека.

Зная, что буду корить себя за это, но не в силах поступить иначе.

Легкое движение горячих пальцев, и лезвие ножа чуть уходит плашмя, мимо горла.

Рассекая до кости щеку колдуна.

Страшный крик, и мир тут же возвращается в привычную свою колею. Потеряв интерес к происходящему, он расступается от хижины. Исчезает духота.

Молчит внутри голос, но мне кажется, что я чувствую его довольное присутствие.

Корчится от боли на полу колдун, схватившись за лицо, заливая кровью мох.

Корчится.

Живой.

Почти сразу я осознал, что не ощущаю прежней стальной хватки. И действительно, умраны, потеряв веление хозяина, мигом освободили нас и теперь стояли безучастными истуканами, все так же бездумно таращась пустотой глазниц куда-то вдаль.

Не обращая внимания на чернокнижника, мы с Ладой кинулись в мальчишке на пне.

Убедившись, что малыш не пострадал от обряда, мы аккуратно снесли его с пня. Он все еще был без сознания, а потому я подхватил легкое детское тельце и быстро направился к выходу. Прочь из страшной хижины.

Когда мы были уже на пороге, в спину мне раздалось хриплое:

– Ты даже не знаешь, ведун, с чем играешь. Думаешь, раз сын лиха, то, как и оно, можешь играть с Былью и Небылью? Только лихо такое может, потому как чуждо ей все человеческое. Ты же запомни, Неждан. За все надо платить! И не всегда цена равнозначна будет…

Я не обернулся. Крепче сжал зубы и шагнул прочь.

Мы шли по лесу долго. Не было спешки теперь, да и до рассвета оставалось никак не меньше часа, а потому легко могли заплутать, оступиться или же вообще ухнуть в овраг.

Малыш у меня на руках, кажется, уже просто спал. Идя вперед, стараясь плечом придерживать ветки, чтоб не посекли мальчишку, я думал обо всем произошедшем. Когда лихое наваждение окончательно отступило, на смену ему пришло похмелье тяжких раздумий. Вопросы и сомнения теперь раздирали мою голову, норовя расколоть ее изнутри.

– А я сразу в тебе почуяла что-то… нечистое.

Не вмиг я сообразил, что Лада заговорила со мной. Ошалело глянул на нее. Моргнул. Она улыбнулась, подмигнула.

И мы тихо, чтобы не потревожить малыша, рассмеялись.

– Если то, что сказал колдун, правда, – чуть погодя уже серьезно добавила она, – если у тебя с нечистью родство, то не сторонись меня, Неждан. Я чем смогу – помогу.

И, потупившись, добавила свое любимое:

– Все же как родной ты мне стал.

Почему-то даже в предрассветных сумерках я был уверен, что она покраснела.

Постепенно лес редел, и вскоре мы уже различали меж стволов алые отблески. Светало.

Я вдруг встревожился, глянул вбок, на небо. Туда, где бледно-розовое зарево гнало прочь покрывало мрака. Никак не могло быть два рассвета.

Мы с Ладой переглянулись и, несмотря на усталость, ускорили шаг.

Чем ближе подходили к окраинам леса у Верес, тем яснее приходило понимание, что произошло что-то ужасное. Кругом уже разнесся запах гари, душный, едкий, а дым, как туман, плавал меж стволов деревьев. А когда мы вышли на опушку невысокого холма, с которого открывался вид на деревню, все стало окончательно ясно.

Верес больше не было. Лишь догорающее пожарище. Селение выжгли полностью. Острый запах гари резал горло, лез в глаза. Мы долго вглядывались, вслушивались, надеясь разобрать хоть крик, хоть плач, хоть зов помощи или суету тушения пожара.

Тишина.

Только гул затухающего жара.

– За все надо платить, – глухим, бесцветным голосом сказал я.

Лада промолчала.

Лишь положила мне на руку ладонь.

У меня на плече заворочался, просыпаясь, малыш.

Водяной

Ты бурли, моя Река,

Нет тебе земной управы.

Я приду к тебе, пока

Ночь росою лижет травы.

Колыбелью берега…

Лабиринтами излучин

Ты люби меня, Река,

Коли жизнью я измучен.

«Река», Хмельная Ворга

Человек уже не первый час шел вдоль озера.

Порой он останавливался у самого берега, приставлял ладонь к глазам, закрываясь от закатного, но все еще слепящего летнего солнца. Долго всматривался вдаль, куда-то в середину, казалось, бескрайней водной глади. Ладью выискивал? Ждал лодку?

Широко было озеро Онь, много рек в себя вбирало, да много и выпускало. Немало по нему ходило и дружинников на горбатых княжьих ладьях, и торговцев на доверху груженых широких шняках, и лихих людей на кривых карбасах. Много водных путей есть на Руси, часто ходят по ним. Может, оттого и бродил у воды одинокий человек.

Сумерки уже окрасили прибрежные леса в густые темные тона, тем более кажущиеся мрачными на фоне яркого, почти рыжего закатного неба. Человек еще раз остановился, поглядел вдаль и вдруг шагнул в воду. Разом до колен. Как был, в одежде, не скинув походные ичиги, кафтан. Даже тяжелую суму и истертый посох на берегу не оставил.

Встал и вдруг с силой, зло ударил ладонью по водной глади.

Раз. Другой.

Брызги плеснули в стороны.

Увидь кто этого безумца, то бежал бы прочь скорее, чтобы не попасть под горячую руку оскорбленного владыки озера. Всякий знает, что страшен в гневе водяной озера Онь. Широко озеро, велика сила озерного князя.

Человека же это нисколько не смущало.

Он еще раз приложился по едва успокоившейся воде и хрипло закричал:

– Вылазь, рыбий князек лупоглазый! Сколько тебя дожи…

Не успел он договорить, как внезапно ушел под воду с головой.

Разом.

Будто и не было.

Даже кругов по воде не пошло.