Коты-колдуны - Кирилл Баранов Страница 3

плотную массу травы. У бортов, забросанные тряпками, виднелись очертания всяких коробок и кувшинчиков, а по центру расположилась лакированная доска. На доске этой как попало лежали разные металлические ложечки, совсем малюсенькие, молоточки, стояли запечатанные флаконы, в углах накиданы были то ли семечки, то ли обрывки листьев, окруженные сухими травами, а на краю этой доски сиял и отбрасывал блики небольшой стеклянный шар с резкими гранями, похожий на яблоко, грубо почищенное ножом.

За доской восседал толстый серый кот. И не просто кот, а целый серый котяра, пузатый, сонный. По шерсти его гуляли отсветы от болтающегося наверху светильника. Отсветы эти падали на стеклянный шар внизу, множились и приобретали очень разные оттенки.

Кота звали Пузырем, и вид он имел самого уставшего людоеда на свете.

Рядом с ним, в темном углу, неподвижно сидел Трофим, внимательно смотрел на происходящее, а с другой стороны ерзал так и сяк рыжий задира, Лишайный. Впрочем, среди тряпок всем известный пьяница Тимошка разглядел еще четыре торчащие вверх лапы, но хозяин этих лап был зарыт глубоко и надежно куда-то в вязаные топи.

– Кошки-матрешки, – прошептал про себя пораженный кутила. – Чтоб меня раздырявило…

– Ты хочешь быть вечно пьяным? – спросил хмурый серый кот. И зевнул. – Всегда, мяу, насовсем в любое время?

– Кто ж не хочет? – сказал Тимошка.

– Опьянить человека несложно, но, если ты захочешь отрезветь обратно, ты потеряешь… – кот опять зевнул и договаривать почему-то не стал.

– Что за пьяница захочет трезветь? – хмыкнул Тимошка.

– Что же, давай гроши, – сказал кот.

Всем известный Тимошка спохватился, сунулся в один карман, во второй, в третий, хоть у него их было всего два, и высыпал на доску перед хвостатым колдуном горсть. В горсти этой было несколько кусочков ореховой скорлупы, две семечки, одна разломанная неровно пробка от кувшина и два гнутых медных гроша.

Кот, как видно, довольный оплатой, кивнул и взял один из флаконов с доски. Держать этот флакон лапами ему было так неудобно, что он сунул его между задних ног, надулся, заболтал усами и с большим трудом отодвинул крышку. У горлышка появилось маленькое отверстие. Кот наклонил флакон и капнул на доску чуть-чуть какой-то вязкой жидкости, гадючей и острой. При этом, наклонясь, Пузырь едва не завалился вместе с флаконом и, судя по пятнам по всему фургону, заваливался он нередко.

В образовавшуюся массу кот накидал еще кусочки листьев и сухих лепестков, положил туда маленький шарик, похожий на жемчужину, а потом завыл тихонько что-то свое, кошачье, и вдруг из-под доски пошел легкий дымок. Одновременно с тем стеклянный шар на краю доски еле заметно засветился, а когда кошачье мяуканье, весьма забавное, если не принимать во внимание, что любая ошибка в интонации могла закончится поносом, например, так вот, когда мяуканье стало громче, повозка затряслась туда-сюда, будто внутри нее происходили какие-то веселенькие (хо-хо!) вещи.

Пьяница перепугался!

В его вывихнутом уме и без того все прыгало и переворачивалось, а теперь началась чистая фантасмагория. В окутанном разноцветным дымом полумраке что-то выло, что-то вспыхивало, летали зеленые и красные глаза, вились какие-то длинные силуэты. Пьяница закачался, не зная где и что и куда смотреть, и почему какие-то лапы над головой, а какие-то в ногах, он заволновался, задергался, и, когда ему показалось, что земля перепуталась с небом и они одновременно и там, и тут, он отпрянул, перевалился через борта повозки и грохнулся макушкой на деревенскую дорогу…

– Хм, – сказал Трофим, прошел осторожно по тряпкам и выглянул наружу, но только и увидел, что какой-то уползающий силуэт. Если бы не раскатистый звук отрыжки, силуэт этот можно было принять за собачий. – Ну и ладно.

Деревня погрузилась в пучину ночи. Не мычали коровы, не брехали собаки, спали дети, спали взрослые. Лишь кое-где временами раздавался недобрый скрип колодезного ворота, о который бились головами деревенские забулдыги.

Однако где-то к середине ночи среди всей этой тишины раздался грохот, потом звон, потом кто-то закричал, и все это попеременно, снова и снова.

Сонный Трофим выглянул из фургона. Где-то за дворами впереди мельтешил свет, по дороге мимо повозки пробежало несколько человек, за деревьями слышались голоса. Временами их заглушали окрики матерного содержания.

Трофим заинтересовался и спрыгнул на дорогу. Рядом брели на шум люди, и кот поспешил встать на задние лапы. Трофим думал, что в человеческих глазах походка на двух ногах делает его внушительным и представительным зверем, но из-за сутулой спины он скорее походил на крадущегося за сладким черта.

Он проследовал по тропинке между дворов и наткнулся на шумящую толпу, стоявшую вокруг разбросанных по траве перьев. Люди гомонили все вместе, и Трофим не мог понять, что случилось.

– Послушайте, – обратился он наконец к косматому мужичку с помятым носом, – что тут у вас такое, добрые люди?

Мужичок аж подпрыгнул.

– Черт нечистый, – выдохнул он.

– Я кот, – обиделся Трофим.

– Большая разница! – хмыкнул мужик.

– Некоторая. Однако, что же все-таки случилось?

– Да опять эти волки паскудные в Вошкин курятник полезли…

– Никакого спасенья от них нету, – покачала головой женщина в растрепанном платке. – Вот надо им сюда и все!

– Клыки – во! – добавил мужчина, выскочивший на улицу в одном белье. – Как у каракадилов!

– Как будто ты каракадилов видел, – окатила его презрением женщина.

– Да каждое утро ты у меня под окнами туда-сюда.

Женщина ахнула и едва не началась драка, но тут мужичок с помятым носом пригляделся к Трофиму и сказал:

– А ты, значит, чертеныш, из этих колдунов-волшебников, может, ты и волков…

Не успел он договорить, как деревенские вокруг, позабыв свои колкости, схватили косматого мужичка за лицо и утащили подальше. А потом покосились на растерявшегося Трофима такими круглыми глазами, которые словно бы говорили: «А ты ничего не видел, не было тут никакого мужичка».

И вот настало утро, потом солнце доползло до вершины небосвода, а кошачья повозка так и стояла сама себе – никому не интересная и никому не нужная. По дороге бродили резкие петухи, летали сорванные с деревьев листья, где-то за дворами хохотали, где-то стучал ткацкий станок, на околицах дымил обжигавший горшки горшечник, но никому не было дела до бродячих колдунов.

Лишайный ворчал. Он бродил, недовольный, кругами и поглядывал иногда на постоялый двор, откуда периодически высовывался нос хозяина, но тотчас засовывался обратно, когда рыжий кот начинал на него шипеть.

– Скучно здесь, ждать нечего, – вздохнул разочарованный Трофим. – Поедем дальше.

Стоило ему это сказать, как Лишайный, взобравшийся на плетень постоялого двора, вскочил, встал боком и зашипел. Трофим обернулся. Из-за дерева с другой стороны дороги выглядывал какой-то