Assassin's Creed. Тайный крестовый поход - Боуден Оливер Страница 29

– Действовать надо быстро, – добавил Аль-Муалим. – Робер де Сабле очень обеспокоен нашими успехами. Каждый наш удар достигает цели. Его последователи лезут из кожи вон, чтобы найти и убить тебя. Они знают, что ты появишься: человек в белом капюшоне. Они будут выслеживать тебя.

– Они меня не найдут. Я всего лишь скрытый клинок, затерявшийся в толпе, – сказал Альтаир.

Аль-Муалим улыбнулся, вновь ощущая гордость за своего ученика.

25

Обучением Альтаира и Аббаса, принятых в братство, занимался сам Аль-Муалим. Он вкладывал в их юные головы Кредо ассасина, знакомя с философией и этикой ордена.

Каждый день, после завтрака, состоявшего из пресных лепешек и фиников, строгие воспитательницы проверяли, чисто ли мальчишки вымылись и опрятно ли оделись. Прижимая к груди книжки, оба бежали по коридорам, громко ударяя подошвами сандалий по каменным полам и не менее громко болтая… пока не оказывались вблизи кабинета Аль-Муалима.

Перед дверью они совершали особый, придуманный ими ритуал. Проводя ладонью возле лица, они сгоняли с него остатки веселости и принимали серьезный вид – такими их желал видеть Наставник. Потом стучались в дверь. Почему-то им обоим нравилось стучаться, и они чередовались по дням. Постучавшись, ждали, когда Наставник позволит войти. Войдя, садились на специальные подушки, подготовленные для них Аль-Муалимом: одну для Альтаира и вторую для его брата Аббаса.

Поначалу мальчишки робели, всего боялись, были не уверены в себе и особенно в Аль-Муалиме. Наставник обучал их по утрам и вечерам, а в дневное время и поздно вечером они упражнялись во дворе. Немало времени Аль-Муалим уделял подробным рассказам об устройстве братства и законах, по которым жили ассасины. Он расхаживал по кабинету и иногда вдруг резко поворачивался, если ему казалось, что мальчишки ослабили внимание. Порой единственный глаз Аль-Муалима буквально пригвождал их к месту, и им становилось очень неуютно. Так продолжалось, пока однажды ночью, когда они лежали на койках, Аббас не прошептал:

– Альтаир, ты еще не спишь?

Удивленный Альтаир повернулся к названому брату. Прежде такого не бывало. Воспитательницы задували у них свечу, после чего ученикам полагалось спать. Разговоры в темноте запрещались. И оба послушно лежали в тишине, погруженные каждый в свои мысли. Вплоть до этой ночи… Светила полная луна. Окно их комнаты было завешано, но яркий лунный свет все равно частично проникал внутрь, заставляя и занавеску светиться мягким сероватым светом. Аббас лежал на боку, глядя на Альтаира. Когда Альтаир тоже повернулся на бок, Аббас прикрыл себе один глаз ладонью и, мастерски подражая голосу Аль-Муалима, произнес:

– Без неукоснительного следования Кредо ассасина мы – ничто.

Альтаир весело засмеялся, и с той ночи между ним и Аббасом началась дружба. Теперь Аль-Муалим отчитывал их не за невнимательность, а за сдавленные смешки, раздававшиеся у него за спиной. И воспитательницы вдруг обнаружили, что их подопечные уже не такие робкие и податливые, как прежде.

Аль-Муалим не уставал учить их принципам братства. Аль-Муалим втолковывал мальчишкам, что ассасины – не разбойники, не головорезы, убивающие всех без разбору, как принято считать. Оружие ассасинов направлено лишь против тех, кто творит злые дела и наживается за чужой счет. Ассасины стремятся установить на всей Святой земле мир и спокойствие, утвердить новые отношения между людьми, которые бы зиждились не на раздорах и насилии, а на вдумчивом, уважительном отношении человека к себе подобным.

Наставник учил мальчишек управлять своими чувствами и эмоциями, скрывать намерения и растворяться в окружающем мире, становясь незаметными для обычных людей. Ассасин должен быть подобен пустому пространству, призраку в толпе. Люди должны воспринимать ассасина как непонятную им магию, но, как и всякая магия, ассасины имели дело с реальностью, подчиняя ее своей воле.

Аль-Муалим учил их постоянно думать о братстве и защищать его.

– Братство важнее, чем ты, Альтаир. Оно важнее тебя, Аббас. Оно важнее Масиафа и меня самого, – говорил Наставник. – А потому поступки ассасина никогда не должны вредить братству. Ассасин никогда не позволит себе поставить братство под удар.

И хотя Альтаир, став взрослым, в один прекрасный день решил, что эти принципы для него необязательны, дело было не в учительских просчетах Аль-Муалима. Наставник учил их философии жизни. Он говорил, что люди напридумывали границ и объявили всё находящееся внутри «истинным» и «реальным». На самом деле границы были ложными, и устанавливали их те, кто метил в правители или мнил себя таковым. Аль-Муалим наглядно показывал, что границы реальности бесконечно шире и что на самом деле это человеческое воображение ограниченно, ибо люди не привыкли мыслить понятиями бесконечности. Лишь немногие были способны заглянуть за пределы этих ложных границ. Даже усомниться в их существовании и то позволяли себе очень немногие.

Эти немногие были ассасинами. А поскольку они видели мир в истинном свете, для них было все возможно и им было все дозволено.

Каждый день добавлял знаний и опыта Альтаиру и Аббасу. Каждый день они еще больше сближались друг с другом. Почти все время они проводили вместе. Какие бы важные и удивительные вещи ни рассказывал им Аль-Муалим, жизнь ребят не отличалась разнообразием. Общество друг друга, строгие воспитательницы, уроки Аль-Муалима и постоянное совершенствование в умении сражаться и боевых искусствах. Этому мальчишек учили другие ассасины. Хорошенькое «все дозволено», если на каждом шагу их сопровождали запреты! Им приходилось самим себя развлекать, и потому, отодвигая в сторону учебу, они часами разговаривали. Тем для разговоров хватало. Вот только о своих отцах мальчишки почти не говорили. Поначалу Аббас говорил о скором возвращении Ахмада, но когда месяцы ожидания превратились в годы, он стал все реже и реже упоминать об отце. Зато Альтаир все чаще видел его стоящим у окна. Аббас смотрел на долину, и глаза его сверкали. Потом он стал потихоньку замыкаться в себе. Он уже не улыбался по всякому поводу. И многочасовые разговоры с Альтаиром тоже как-то сами собой прекратились.

«Если бы только мой друг знал правду, – думал Альтаир. – Сначала его горе было бы острым и невыносимым. Но потом душевная боль начала бы слабеть и сделалась терпимой». Так было у самого Альтаира. Нет, он не примирился с гибелью отца. У него и сейчас сжималось сердце, стоило ему вспомнить о нем. Но Альтаир хотя бы знал, что его отец погиб. Больно, когда теряешь близкого человека. А когда близкий человек исчезает и ты не знаешь, где он и что с ним, – это во сто крат больнее.

И потому однажды ночью, когда воспитательница задула свечи, Альтаир рассказал Аббасу правду. Склонив голову, отгоняя слезы, он поведал другу, как Ахмад пришел к нему и у него на глазах покончил с собой. Рассказал Альтаир и о том, что Аль-Муалим запретил рассказывать правду кому-либо из братства.

– Он хотел тебя защитить, – торопливо говорил Аббасу Альтаир. – Но Наставник не видит, как ты часами простаиваешь у окна. Он не знает, что ты продолжаешь надеяться на возвращение Ахмада. Я ведь тоже потерял отца и потому понимаю твое состояние. Я знаю, что со временем боль потери перестанет ощущаться так остро. Я нарушил запрет Аль-Муалима, потому что хотел тебе помочь, мой друг.

Аббас молча слушал, моргая в темноте, потом отвернулся к стене. Альтаира это удивило. Но чего он ждал от Аббаса? Слез? Вспышки гнева? Нежелания поверить? Альтаир был готов ко всему; даже к тому, чтобы удерживать и отговаривать друга пойти к Наставнику. Но Альтаир никак не ожидал этой… пустоты. И этого молчания.

26

Альтаир снова приехал в Дамаск и сейчас стоял на крыше, глядя вниз, на свою очередную цель.

Его слегка подташнивало от запаха гари и дыма. Не менее тошнотворным было и то, что творилось внизу. Там жгли книги. Брошенные в огонь, они сначала чернели, съеживались, а потом вспыхивали и сгорали. Альтаир подумал, какое отвращение эта дикость вызвала бы у его отца. Аль-Муалим тоже поморщится, когда узнает. Сожжение книг шло вразрез с философией ассасинов. Учение дает знания, а знания – это сила и свобода. Он знал это. Потом забыл. А теперь снова вспомнил.