Время и боги. Дочь короля Эльфландии - Лорд Дансени Страница 22

А арфист, заметив, как волшебно переменились черты лица Ханазара, как задумчив стал устремленный вперед взгляд, спросил:

– Доволен ли ты, о царь, который властвует над Авероном и окрестными горами, а также всеми подобными землями, буде таковые отыщутся?

И царь ответил ему:

– Вижу я, будто снова стал ребенком и снова живу в уединенной долине на юге. Откуда мне знать, доволен ли великий царь и владыка?

И когда высыпали на небе и засияли над Илауном звезды, царь все сидел и неподвижно вглядывался во что-то перед собой, и все придворные покинули огромный дворец, а вместе с ними ушел и арфист. Остался лишь один слуга, который стоял за троном и держал в руках длинную горящую свечу.

И когда новый рассвет вновь проник в мраморный дворец сквозь притихшие арки окон и входов, то огонь свечи поблек, а Ханазар все еще сидел и смотрел прямо перед собой, и точно так же продолжал он сидеть, когда в другой раз высоко над Илауном загорелись яркие звезды.

Но на второе утро очнулся царь и, послав за арфистом, сказал ему:

– Теперь я снова стал царем, и ты, кто умеет останавливать часы и возвращать людям прошедшие дни, должен встать на страже моего великого завтра. И когда я отправлюсь в поход, чтобы покорить край Зиман-хо, будешь ты стоять со своей золотой арфою на полпути между этим завтра и пещерой Каи, и тогда, быть может, что-нибудь из моих деяний и побед моей армии случайно пристанет к струнам твоей арфы и не канет в забытье пещеры, ибо мое будущее, что своей тяжкой поступью сотрясает мои сны, слишком величественно, чтобы смешаться с позабытыми днями в пыли минувших событий. И тогда в далеком далеке грядущего, когда мертвы будут цари и забыты их дела, какой-нибудь еще не родившийся музыкант придет и исторгнет из этих золотых струн память о тех свершениях, что гулким эхом тревожат мой сон, и тогда мое будущее проложит себе дорогу сквозь прочие дни и расскажет о том, что Ханазар был царем!

И ответил арфист:

– Я готов встать на страже твоего великого будущего, и когда ты отправишься в поход, чтобы покорить край Зиман-хо, и твоя непобедимая армия прославится, буду я стоять на полпути между твоим завтра и пещерой Каи, дабы дела твои и победы зацепились за струны арфы и не канули в забытье его пещеры. И тогда в далеком далеке грядущего, когда мертвы будут цари, а все их дела – позабыты, арфисты будущих столетий оживят этими струнами великие твои свершения. Так сделаю я!

И даже в наши дни люди, которые умеют играть на арфе, все еще поют о Ханазаре – царе Аверона и окрестных гор, а также и некоторых земель за горами – и о том, как пошел он войной на страну Зиман-хо и сражался во многих великих битвах, и как в последней из них одержал он славную победу, и как он погиб… Только Каи, который дожидался у своей пещеры, когда же сможет он вонзить свои когти в славные дни и часы Ханазара, так и не дождался их, а снял он урожай совсем никудышных делишек, а также дней и часов людей незначительных, и часто тревожила его тень арфиста, что стоял со своей золотой арфой между ним и всем остальным миром.

Скорби исканий

Рассказывают тако же о царе Ханазаре, как низко преклонялся он пред богами Древности. Никто не преклонялся пред богами Древности ниже царя Ханазара.

Однажды, помолившись богам Древности и преклонившись пред ними в храме богов, царь призвал к себе их пророков, говоря.

– Хочу я знать о богах больше.

И предстали пророки пред царем Ханазаром, сгибаясь под тяжестью бессчетных книг, и молвил им царь:

– В книгах этого нет.

На том ушли пророки, унося с собою тысячу тщательно продуманных книжных методов, посредством которых люди могут обрести мудрое знание о богах. Остался лишь один из них, старший пророк, позабывший взять с собою книги, и сказал ему царь:

– Могучи боги Древности.

– Весьма могучи, – подтвердил старший пророк.

И рек царь:

– Нет богов, кроме богов Древности.

– Нет иных богов, – согласился пророк.

А поскольку остались они во дворце вдвоем, молвил царь:

– Расскажи мне правду о богах или людях, ежели хоть что-то известно доподлинно.

И молвил старший пророк:

– Далека, бела и пряма дорога к Знанию, и по ней в жару и в пыли идут все мудрецы земные, но самые мудрые ложатся отдохнуть в полях, не доходя Знания, или собирают там цветы. На обочине дороги к Знанию – о царь, тяжко на ней и жарко! – стоят бессчетные храмы, и в дверях каждого храма толпятся жрецы, и взывают они к уставшим путникам и кричат им:

«Это Конец Пути».

А в храмах звучит музыка, и над каждым сводом струится благоухание сладостных воскурений, и всякий, кто смотрит на прохладный храм – не важно, на который из многих! – и всякий, кто слышит сокрытую музыку, заходит посмотреть, в самом ли деле это Конец Пути. А те, что обнаруживают, что храм сей – вовсе не Конец, снова выходят на пыльную дорогу и останавливаются по дороге у каждого храма, опасаясь, что, чего доброго, пропустят Конец Пути, либо спешат все вперед и вперед и не видят ничего в облаке пыли, пока не поймут, что дальше идти не в силах, а тогда усталого, измученного путника добрый жрец примет в какой-нибудь другой храм и скажет им, что и это тоже Конец Пути. Не дано человеку на этой дороге получить подсказку от собратьев своих, ибо из всего того, что они говорят, истинно только одно:

«Друг, за облаком пыли ничего не видать».

Ведь что до пыли, которая скрывает путь, немало ее клубится в воздухе с тех пор, как появилась дорога: пыль поднимают бредущие по ней путники и еще больше – двери храмов.

И, о царь, лучше бы тебе, идя по этой дороге, отдохнуть, едва заслышав, как кто-нибудь возвещает: «Это Конец Пути», – а позади него звучит музыка. Но если в пыли и во тьме пройдешь ты мимо Лоу и Муша, мимо отрадного храма Кинаша, или Шината с его опаловой улыбкой, или Шо с его агатовыми очами, впереди будут ждать тебя Шайло и Минартитеп, Газо и Амурунд, и Слиг, и жрецы их храмов не преминут позвать тебя.

И,