Опасные видения - Коллектив авторов Страница 104

самого, детей, американского образа жизни. Заложенный дом; загородный клуб; школы; уроки – господи, и танцы, и плавание, и гольф, и теннис, и балет, и тромбон; доктор Смедли, стоматолог, двадцать пять баксов каждый раз, как подтягивает брекеты Памеле; Майкл с его частной школой и пиджаками «Джей Пресс», чуть ли не четыре штуки в год в среднем; счета Джулии и доктора Химмельфарба, тридцать долларов в час, потому что Джулии скучно и страшно, и скоро Элиот сам уже станет кандидатом на кушетку доброго доктора; и, пришлось ему признать, его собственная одежда, его счета для оплаты баров, гольф-клубов, дорогих женщин, с которыми он время от времени встречался, когда звонил Джулии и говорил, что переночует в городе. А превыше всего, подумал он, превыше всего я сам, потому что это я позволяю нам так жить при том, что получаю 15 тысяч в год. Но куда мне деваться? Через пару-тройку лет, когда уйдет на пенсию старик Кэлдер, откроется позиция вице-президента; и мне положено жить так, будто я уже вице-президент, а если меня не рассмотрят – «нет управленческой жилки», – я закончу, как Чарли Уэйнрайт: старый добрый Чарли, старший кассир, с маленькими золотыми часами и пенсией еще меньше.

Надвигалась буря, поднимался ветер, и он чувствовал весь свой слишком большой перезаложенный дом, скрипящий и требующий денег, денег и еще раз денег, да не просто его дополнительной личной ссуды под грабительский процент, а денег больших – пачек, гор.

Элиот устало сел за стол и пораскинул мозгами. Но при пересчете даже с гипотетической рождественской премией он все равно оставался в убытке. Какое-то время еще можно жонглировать счетами, забыть о враче со стоматологом, задобрить на время кредиторов, но рано или поздно те лишатся терпения (притом что новые счета никто не отменял) и наложат арест на его зарплату – вот и настанет ему конец в банке. В кровать он рухнул только к двум ночи.

Следующим днем было воскресенье, и он встал с утра пораньше, так и не выспавшись, пока весь дом еще спал. Он оставил Джулии записку о том, что вернется во второй половине дня, и поехал на север, к его последней надежде.

И надежде очень слабой. Джон Уорделл, дядя Джулии, никогда его не одобрял и никогда не скрывал свои чувства. Всегда давал Элиоту понять, что считал его провинциальным выскочкой, которому достало дерзости породниться с благородной старинной новоанглийской семьей. Перед Уорделлом – заведующим кафедрой в Гарварде, мировым авторитетом по классической культуре – Элиот чувствовал себя каким-то хмельным и косматым готом, ввалившимся в римский Сенат. Но дядя Джон уже отошел от дел; хорошо устроился на старинной ферме на севере штата; каждое лето путешествовал в Грецию и Италию; зимы проводил в Индии. Он должен был оставить большое наследство для Джулии, своей единственной родственницы, и Джим Элиот хотел попросить хотя бы часть уже сейчас, когда это действительно нужно, а не потом, когда это станет приятным прибавлением к доходам.

Огромный черный пес, бешено залаявший на него, натягивая цепь, напомнил Элиоту римскую гончую с помпейской фрески. Cave canem[124], подумал он, нервно встав подальше, подняв руку в успокаивающем жесте и дожидаясь, когда кто-нибудь отзовет зверя. Через пару минут входная дверь открылась и на пороге появился Джон Уорделл в вельветовых брюках и красной фланелевой рубашке.

– Сидеть, Бренн, – сказал он, – тихо, мальчик.

Пес бесстрастно сел, и Элиот нервно прошел мимо, протягивая руку.

– Что ж, Джим, – сказал Джон Уорделл, дежурно пожимая ее, – нечасто я тебя вижу; не иначе как что-то стряслось. Заходи, выпьем.

Признаться получилось не сразу – если точнее, только три стакана спустя, – но в конце концов Элиот выложил старику, который его ненавидел, все как есть.

– Если не ради меня, то ради Джулии и детей. Без помощи нам конец.

– Ну разумеется, разумеется, Джим, – ответил старик, – я знаю, душа у тебя болит не за себя. И все-таки, – продолжил он со злорадной улыбкой, – я не вижу никакого выхода – разве что начать тебе приворовывать в банке.

Элиот нервно вскинул голову, словно старик читал его мысли. Потом выдавил из себя улыбку.

– Я тут подумал, может, вы поможете нам на время… дядя Джон, – прибавил он серьезно и искренне.

Джон Уорделл расхохотался.

– Думаешь, у меня есть деньги, Джим? Думаешь, Джулия чего-то дожидается? Вам не терпится, когда я умру? Господи, у меня есть только пенсия, и то невеликая, да выплаты из большого страхового фонда, куда я вложился годы назад. Вот и все. Мне на жизнь хватает, но со мной и закончится.

Элиот безнадежно посмотрел в ответ и протянул пустой стакан за виски. Не замечая клинической, отстраненной усмешки старика.

– Самое обидное, – сказал он громко, – будь у меня хоть что-то, я бы не проиграл. Я бы распределил риски. Экономика на взлете. Я бы разбогател.

– Вот только у тебя меньше, чем ничего, Джим, – сказал старик, – ты задолжал больше, чем имеешь. Даже знай ты будущее, не собрал бы достаточно.

– Знал бы я будущее, – ответил Элиот, – деньги бы я уж как-нибудь раздобыл.

– И за этим все дело стало, Джим? Ведь все очень просто. Тебе всего-то нужно посоветоваться с оракулом – или сивиллой, как их называли римляне. Задаешь вопросы – и бог отвечает через свою жрицу. Такая должна быть в каждом доме.

На миг Элиоту показалось, что старик к нему смягчился. Теперь же, глядя на красную циничную улыбку под орлиным носом и белым нимбом волос, он понял, что вся злоба только держалась в узде.

– Что, хотелось бы собственного оракула, Джим?

– Не хотите помогать – не надо хотя бы издеваться.

– У Петрония есть история о кумской сивилле в бутылке. Просто регулярно ее подкармливаешь – и она живет себе вечно. Пригодилась бы такая в хозяйстве, верно?

– Я ухожу, – сказал Элиот, с трудом поднимаясь на ноги.

– А я не шучу, Джим. Я уже восемнадцать лет должен вам свадебный подарок – и теперь, пожалуй, наконец его вручу. Только присядь.

Джон Уорделл вышел и спустя две минуты возвратился с маленьким кукольным домиком. Он аккуратно поставил его на стол. Элиот с любопытством пригляделся. Домик не был стандартным викторианским особнячком, а странным образом походил то, что он сам видел еще десять лет назад в Помпеях, в своей единственной поездке в Европу.

Старик присмотрелся к Элиоту.

– Узнаешь? Дом Веттиев в Помпеях. Идеальная копия. Взгляни на атриум и бассейн, на комнаты по сторонам. Там-то я его и приобрел.

Элиот опустил голову и