Полное ведро неприятностей, или молочная ферма попаданки (СИ) - Хелен Гуда Страница 7

Я подошла поближе к коровам, игнорируя предостерегающие взгляды Степана, и внимательно их осмотрела. И зрелище было печальным. Шерсть тусклая и свалявшаяся, ребра болезненно выпирают, а у некоторых заметны признаки кожных заболеваний — какие-то странные болячки и покраснения. Видно, что животные страдают. Сердце сжалось от жалости.

— Этих коров давно не осматривал ветеринар, — констатировала я, и в голосе прозвучало неподдельное беспокойство. — И, судя по всему, вы, дедушка, не слишком хорошо их доите.

— А что ты понимаешь в дойке? — возмутился старик, поджав губы. — Я всю жизнь с коровами.

— Вижу, — ответила я, стараясь сохранять спокойствие и не поддаваться на провокацию. — Но есть правила гигиены и техники дойки, которые, судя по всему, вы игнорируете. Так можно и инфекцию занести, и молоко испортить.

Буренка хмыкнула, довольная тем, что я вступилась за нее, и ее взгляд стал немного теплее.

— Ну, вот видишь, Степан, — сказала она. — Я же говорила, что она не так уж и глупа.

— Ладно, — буркнул старик, почесывая затылок и отворачиваясь. — Посмотрим, что ты умеешь. Пошли доить, раз такая умная.

Мы принялись за работу. Степан неохотно показывал мне как проводит дойку коров, ворча себе под нос. Я старалась ничего не упускать, но его техника уступала моей. Я хоть и не любила ручную дойку и на моей ферме давным давно были доильные аппараты, руками доить я умела. Как там говорится, глаза боятся, а руки делают? Что-то в этой простой, рутинной работе успокаивало меня, отвлекало от безумия последних дней.

После нескольких часов работы, когда солнце уже начало клониться к горизонту, мы наконец закончили с дойкой. Я чувствовала себя абсолютно вымотанной, словно выжали все соки, но в то же время — в какой-то странной мере довольной. Впервые за долгое время я чувствовала, что делаю что-то полезное.

— Что ж, неплохо для первого раза, — неохотно признал старик, глядя на полные ведра молока. — Только не зазнавайся.

Я усмехнулась, чувствуя, как на губах появляется легкая улыбка.

Солнце уже почти скрылось за горизонтом, окрашивая небо в багряные и оранжевые тона. У меня не было ни малейшего представления, где я буду спать. Дом фермера выглядел слишком заброшенным и зловещим, чтобы там можно было нормально отдохнуть. От одной мысли о том, чтобы провести там ночь, по спине пробегали мурашки.

— Где я могу переночевать? — спросила я Степана, чувствуя, как усталость берет верх над разумом и телом.

Старик пожал плечами.

— В доме фермера вряд ли кто-то захочет остаться, — буркнул он. — Он давно заброшен, там одни сквозняки и мыши. Можешь поспать у меня в халупе. Не хоромы, конечно, но крыша над головой есть.

Я благодарно кивнула, чувствуя, как напряжение немного отпускает.

— Спасибо, — сказала я искренне. — И… как вас зовут?

— Степан, — ответил старик. — Зови меня просто Степан.

Вскоре я лежала на узкой койке в маленькой, но на удивление чистой комнатушке Степана. В голове все еще крутились обрывки событий: говорящая корова, заброшенная ферма, угрюмый старик. Усталость взяла свое, и я провалилась в глубокий, беспробудный сон, несмотря на все странные события, которые обрушились на меня за этот день. Во сне меня преследовали глаза Буренки — мудрые, печальные и полные какой-то невысказанной тревоги.

Глава 4

Первые лучи солнца, настойчивые, но слабые, словно робкие гости, пробились сквозь бреши в покосившихся ставнях, окрашивая комнату в мутный, сероватый оттенок. Это был свет не надежды, а скорее суровой констатации факта — наступило утро, а вместе с ним и необходимость столкнуться с реальностью. Я резко села в кровати, словно кто-то дернул за веревочку, на миг потерявшись в густом тумане проснувшегося сознания. В голове еще бродили обрывки сна, странные, тревожные видения с говорящими коровами, которые пророчили то ли благоденствие, то ли неминуемую гибель. Предсказания растворились, оставив после себя лишь неприятный привкус тяжести, осознание, что все это — не просто кошмар, который развеется с первыми лучами солнца. Ферма. Говорящая корова… Боже, да что за бред? Старик Степан, ворчливый, угрюмый, будто вылепленный из самой земли. Все это — не дурацкий сон, не плод разыгравшегося воображения, а самая что ни на есть жестокая и нелепая правда. Моя новая жизнь.

В груди заворочалось что-то неприятное, клубок тоски и разочарования. Тяжело вздохнув, я спустила ноги на пол. Холод, пронизывающий, ледяной, словно приветствие от забытых предков, заставил вздрогнуть. Ноги коснулись холодного, скрипучего пола, доски которого стонали под каждым движением, словно жаловались на свою нелегкую судьбу. Поднявшись, я пробежалась взглядом по убогой обстановке. Обшарпанные стены, покрытые какими-то пятнами, словно карта древнего мира. Комод, видавший виды, с облупившейся краской и потемневшими от времени ручками, казался ровесником мамонта. Зеркало… О, это отдельная песнь. Мутное, словно затянутое пеленой забытья, оно отражало лишь бледную тень меня самой, и ту — в искаженном, неприятном виде. Смотреть в него лишний раз не хотелось. Я почувствовала, как поднимается волна отчаяния, удушающая, липкая, словно болото. Но нельзя. Нельзя поддаваться. Это будет поражением, признанием своей слабости. Соберись, тряпка. Нужно что-то делать. Медлить нельзя. Каждая минута промедления — это упущенная возможность, еще один гвоздь в крышку моего новоиспеченного гроба под названием «фермерская жизнь».

На трехногом табурете лежала рубаха. Видимо это Степан впечатлился моим вчерашним внешним видом. Я надела рубаху, которая кололась и от нее хотелось почесаться, и поежилась от холода. Натянув свои брюки и увидев кувшин и таз, умылась, чтобы хоть немного приободриться. Лучше не стало и я вышла на улицу.

Утренний воздух обрушился на меня, резкий и бодрящий, словно ледяной душ. Свежий, прохладный, он нес в себе терпкий запах земли, свежескошенной травы и… навоза. Да, куда ж без него. Буренка, та самая, говорящая, ждала меня возле сарая. Стояла, флегматично пережевывая жвачку и поглядывая на меня своими огромными карими глазами. Рядом возился Степан, как всегда, что-то ворча себе под нос, словно заклинание отгоняющее добрых духов. Он был похож на лешего, вышедшего из леса — корявый, сухой, с косматой бородой и взглядом исподлобья.

— О, явилась, — процедил он сквозь зубы, бросив на меня косой взгляд, полный презрения и нескрываемого злорадства. — А я уж думал, что городские барышни так рано не встают.

Я проигнорировала колкость. Сейчас не время для перепалок, не до выяснения отношений. Нужно работать. Только работа может отвлечь