Червь 3 - Антон Лагутин Страница 62

А он оказался прав. Как только он договорил, из кустов на нас выскочил тот самый кабан. Тварь! Соскучилась! Да!

СУКА!

Борис отталкивает меня от себя и сам отпрыгивает в сторону. Кабан точно нёсся на нас. Летел. Этот паровоз так и мечтал нас раздавить, раскидать как кегли. Но увы.

Я упал на задницу. Секунда. Голова зверя проносится мимо меня. Всё как в замедленной сьёмке, только мои движения никто не замедлял. Я вскидываю руку и тычу мечом в морду. Глупо?

Глупо!

Это как схватить проносящуюся мимо тебя машину за дверную ручку.

Глупо…

Лезвие входит точно в дырку, где совсем недавно был глаз, и застревает. Никто мне не поможет. Ни волки, ни люди. Вроде, ничего сложно, расслабь ладонь и выпусти рукоять меча. Но нет, здесь так не сработает.

Рукоять меча держала мою ладонь в крепком рукопожатии. Рывок, и моё тело срывается с места. Мягкая земля приняла меня раз, приняла меня два. Меня потащило вслед за зверем. Начало крутить.

Рывок, и плечо отозвалось дикой болью. Под кожей, цепляясь за каждый нерв, потекла горячая боль. Левая рука судорожно бьёт воздух, закрывает глаза. Земля, листья, ветки — всё летит мне в лицо. Торчащий корень ударяет меня в поясницу, подбрасывает в воздух.

БЛЯДЬ! КАК БОЛЬНО!

ОТПУСТИ, СУКА! ОТПУСТИ МЕНЯ!!!

Собачий лай. Что-то быстро пронеслось мимо и врезалось в кабана. Зверюга упал на бок, а меня перекинуло через спину. Ладонь горела, её вывернуло, но не сломало. Я быстро встаю. Упираюсь ногой в огромную тушу и, схватившись левой рукой за запястье правой руки, тяну на себя. Тяну, но меч упорно продолжает сидеть в глазнице, не собираясь её покидать! Не быть мне королём Артуром!

Да, бля! Давай уже! Вылезай!

— Дави! — раздалось сзади. — Инга, дави на меч!

Точно!

Зверюга дёрнулась, скинув с себя мою ногу. Я чуть не потерял равновесие. Устоял. И даже почувствовал поддержку со стороны. Огромная ладонь обхватила мою талию. Я замер. Тут же на мою ладонь, что была в плену мёртвой ладони меча, ложится живая ладонь Бориса. Затянутая в кожаную перчатку пятерня надавила. На секунду меня зафиксировало, а потом слегка кинуло вперёд.

Всё произошло так быстро и стремительно. Как укус осы. Как пуля, пронзающая тело. Здесь, в лесу, в самый разгар бойни, Борис подбежал ко мне со спины, крепко обнял и взял ситуацию в свои руки.

Под нашим общим весом лезвие меча резко входит в глазницу животного. Входит по самую рукоять, пробивая череп насквозь и входит глубоко в землю. Может даже рубит пополам земляных червей, у которых на ужин сегодня — земля с кровью.

Кабан так и не успел встать. Продолжал беспомощно дёргать лапами, валяясь в собственной луже вонючего гноя.

— Вынимай, — говорит Борис.

— Вынимаю.

Струя густого гноя выплеснулась вслед за лезвием. Мои волосы, мой лоб, всё измазано этой дриснёй. Зараза! Жжётся! Не больно, но вызывает дискомфорт.

Борис отходит от меня. Осматривает. Перчаткой проводит по моему лбу, стирая всё то, что к нему налипло. Его рожа довольная, с улыбкой. Подмигнув мне, он говорит:

— Смотри, чтобы в рот не попало. А если попадёт — не глотай!

Все реплики Бориса имеют двойной смысл. Я уверен в этом.

Я отёр лицо ладонью. На губах чувствуется кислинка. Смачно плюю на землю.

— Просто слюни, — говорю я.

Больше у меня не было никаких мыслей. Я стоял и слушал, как моё сердце медленно успокаивается. Наслаждался каждой капле пота, проносящейся по моей спине. Сейчас бы курнуть. Затянутся и больше не слышать звуков битвы, человеческих криков, воплей животных. Только тишина. Когда вокруг тебя война, тишина — это самое дорогое, что может быть в твоей почти конченой жизни.

Напоследок кабан дёрнул всеми четырьмя лапами, вытянулся, и замер, выдохнув всё скопившееся зловоние из своих лёгких. Зверюга сумела разменять жизнь на вечную тишину.

Мужская рука ложится мне на плечо.

— Не расслабляйся! — говорит Борис.

— Я здесь…

— Это хорошо.

Взгляд Бориса ложится куда-то мне за плечо. Он щурится. Я хочу повернуться, хочу увидеть, к чему всё идёт, но он сильнее сжимает моё плечо.

— Слушай, — говорит он. — Как прекрасная картина.

Глаза Бориса — как телевизор. Даже оборачиваться не надо. На блестящих глазных яблоках я вижу дерущихся людишек, прыгающих кабанов. Эти фигурки то растягиваются, то сужаются, перемещаясь в уголки мужских глаз, где уже собрались слёзы.

— Ты плачешь? — спрашиваю я, продолжая заглядывать в глаза мужчине.

— Я радуюсь.

— Мы должны им помочь! Новобранцы могут погибнуть…

— И что? Меньше мусора под ногами. Только так, в бою, по колено в крови, они станут воинами, с которыми мне не страшно будет идти вперёд.

Тут не поспоришь. Тылы всегда должны быть под надёжной защитой.

Борис ослабил хватку, убрал руку с плеча. Ладонь нырнула в карман жилета, под висящие квадратики кожи, вынула кожаный футляр — сигареты.

— Ты бы была уверена в себе, если бы у тебя за спиной стояли спасенные салаги?

Он закуривает. Мне не предлагает.

— Мне как-то плевать, кто стоит за моей спиной, — говорю я. — Главное — я стою за твоей.

Борис отирает свой огромный меч о траву, стирает весь гной, кровь, которой там быт не должно, и плюхает лезвие себе на плечо.

Откуда кровь? Человеческая? Я хочу рассмотреть лучше, но слышу:

— Чего там увидела?

— Ничего…

Он хмыкает. Затягивается. Густой дым ударяет в мелкую стаю мошкары, что назойливо кружит возле наших вспотевших голов.

— Сейчас мы стоим за их спинами. Это главное.

Он стрельнул глазами вперёд, туда, где шла битва.

Оборачиваюсь. Стало тише.

Звуки битвы быстро затухали. Я посмотрел вперёд. Действительно, там уже всё заканчивалось. На земле валялись люди, валялись волки. Им уже не помочь, как и не помочь тем кабанам, что решили напасть на нас. Последнего добивали всем скопом. Окружили его и рубили мечами, пока тот не заткнулся. Рубили салаги, пока опытные воины наблюдали за происходящим с полным восторгом.

Волки стояли в стороне, словно отречённые. Собрались в кучку и смотрели на своего вожака.

Альфа обходил лежащих на земле волков. Тыкался в них носом, обнюхивал, пробовал перевернуть на бок. Он хотел найти живых, но безрезультатно. Стая поредела, как и людской отряд.

Новые смерти — это всегда новый опыт.

Борис пошёл вперёд. Поравнявшись с салагами, что никак не могли