Арена: Уровень первый - Роман Костенко Страница 61

Не знаю, подарок ли это на лживый мерзкий праздник или чистой воды совпадение, но как только я подумал о том, что меня до сих пор держат в неведении, господин вызвал меня к себе.

Его кабинет заливало солнце своими жаркими лучами, создавая хорошее настроение. Но не только рассветное солнце светило в той комнате, сам господин сиял от счастья, как новогодняя елка. Он впервые предложил мне присесть на стул, что стоял напротив стола. И даже налил вина.

— Садись, Виктор, садись. У меня просто превосходные новости для тебя.

— Есть решение по поводу моего дальнейшего участия в играх?

— Именно! И решение отличнейшее! Распорядители игр согласны оставить тебя на уровневых играх при двух условиях.

— Что-то мне подсказывает, что эти условия катастрофически мне не понравятся.

— Ничего серьезного! Сперва ты должен расстаться со всей экипировкой, которую купил на деньги подпольных игр. Что-то оставишь, а что-то передашь в собственность арены. Мы все посчитаем и вернем, в этом нет никаких проблем.

— Согласен. Это ничтожная цена.

— Второе условие заключается в том, что ты и еще три гладиатора выйдете сегодня на арену и сразитесь с шестью заключенными.

— Это не уровневые игры?

— Нет, это игры в честь присоединения Митгарда к империи. Ты должен будешь облачиться в доспехи императора Вулиана. В те самые, в которых он захватывал Митгард. Точнее в их немагическую реплику. А заключенные будут одеты в броню митгарских воинов, которые противостояли нашему великому благодетелю.

— Вы хотите, чтобы я предал свой народ и бился против соотечественников?

— Виктор, это всего лишь постановка. Заключенные местные, но им обещана свобода, если они вас победят на арене. Обычная казнь, которая приурочена к празднику.

— Но в моем мире в этом увидят чистое предательство.

— Ты хочешь остаться на арене?

— Хочу.

— Тогда я не вижу проблем, — либо господина краснело от нарастающей злости.

Я понимал, что Зеленые сделали свое дело и эта идея с боем тоже их решение. Они хотят, чтобы я убил в себе все личное и стал винтиком в их огромной машине. Чтобы я лишился собственных желаний и стремлений и просто выполнял все их приказы. Но я не могу этого сделать. Не хочу. Но есть ли у меня выбор?

— Позвольте подумать.

— Думай. До обеда. Я приеду с города после полудня и потом мы с тобой едем либо на арену, либо в «Настройки».

Я вернулся на тренировочную площадку. Провожая взглядом уезжающего господина, я все время думал о том размышлении, что уже вел в своей голове: а что для меня роднее? Митгард, в котором я родился, вырос, завел друзей и семью, а потом все это в миг исчезло? Или Столица, где у меня новое тело, новые друзья, новая любовь? Можно даже сказать, что я здесь заново родился. Единственное, что есть в Митгарде и нет в Столице, это ностальгия. Воспоминания по школьным временам, по родительской заботе, по обычной жизни без магии в конце концов. Тем не менее здесь у меня есть все, чего я лишился в дома.

Будет ли это предательством своей семьи, что я отрекусь от старого мира в угоду новому? Простит ли меня дух жены, что витает вокруг меня всю мою оставшуюся жизнь? Я не знал ответов ни на один из вопросов.

Я видел, как гладиаторы уже начали тренировку и как наставник своим грозным голосом подгонял их и ругал, за неправильное выполнение упражнений. Но не все гладиаторы взялись за учебные мечи. Гордон стоял возле обеденной зоны, облокотившись о деревянный столб. Он смотрел на своих боевых товарищей, но не видел их. Я уверен, что перед его глазами сейчас тела его жены, сына и дочери.

Я медленно, тихонько подошел к нему.

— Гордон, — я его окликнул, чтобы понять в нашем ли мире он или мире грез. — Как ты?

— Как разбитое корыто у сожженного деревянного дома после войны.

— Почему не тренируешься?

— Я взял еще пару дней отдыха, чтобы прийти в себя.

— Зачем тебе все это? Ты пришел на арену ради семьи, но теперь… Теперь какой в этом смысл?

— У меня больше нет жизни в Граустаде. Так зачем я буду туда возвращаться? Там меня ждет лишь боль и страдания и жалкое существование вместо жизни.

— Но там же твои сородичи. Разве не лучше жить среди них?

— Да срать я на них хотел, как и они на меня. Я буду на арене убивать гноллов и сородичи будут радоваться. Я буду убивать орков и остальные орки будут радоваться. Все они просто животные. Как и я тоже. Моя жизнь теперь связана только со столицей. Здесь я либо погибну на арене, либо стану чемпионом, прилечу в этом теле и с этими силами в Граустад и разхерачу всех тех ублюдков, что подняли руку на мою семью.

— Знаешь, я вот тоже все думаю о своих сородичах. Мне предложили остаться на арене и выйти сегодня биться в реплике брони императора против преступников, одетых, как мои сородичи. И все это в честь праздника присоединения Митгарда к империи.

— Удачного тебе сражения! Я даже поставлю пару монет на твою победу. Теперь мне деньги отправлять некому и я могу ими сорить.

— Я еще не дал ответа господину. Боюсь, что так я прокляну память о своей погибшей семье.

— Проклянешь память? Ты совсем из ума выжил? Твоя цель одна из самых достойных. И я с радостью помогу тебе в ее достижении. Почтить память семьи – вот что самое важное. А твой бой с преступниками лишь тому доказательство. Это испытание, которое ты должен готов пройти ради своей семьи.

— А как же соотечественники?

— Да насри им в глотки, если они скажут что-то против тебя. Половина из них, если не больше, действительно считают, что империя сделала ваш мир лучше. А те, которые в войну ничего не потеряли еще и убить готовы за эту мысль. Они пируют на костях и крови, пока ты и тебе подобные лишились всей своей жизни и должны страдать все оставшиеся вам дни. Я это и раньше понимал, но теперь… я это почувствовал.

Гордон завелся не на шутку. Но сквозь его эмоции я увидел настолько твердый здравый смысл, как мой