Шамабад должен гореть! (СИ) - Март Артём Страница 6

— Закрой пасть, — сказал я ему ледяным, как сталь тоном.

Потом, заметив подходящий скальный выход, неправильным полукольцом пробивавшийся у большого дуба, я крикнул:

— Сюда!

Под редкими хлопками вражеского огня и свистом пуль мы заняли укрытие. Сорокин просто упал у большого валуна, сразу вцепился себе в ногу, стараясь нащупать колючку.

— Нам конец!

Я схватил его за грудки, уставился в глаза.

— Молчи, капитан. Молчи, понял?

— Какой смысл? — Сказал он, и глаза его заблестели, — Мы погибли! Все не должно было закончиться так! Если б ты меня послушал, все бы не закончилось так!

Я зло поджал губы и дал ему в харю. Сорокин дернул головой и откинулся на землю. Захныкав, полез к камню и свернулся клубком.

— Алим! — Крикнул я, занимая стрелковую позицию, — готовь гранаты. Отгоним их подальше. Потом будем выходить.

— Есть, — кратко бросил Канджиев, щелкая предохранителем.

Я припал к холодной и влажной поверхности валуна, быстро осмотрелся. Вдали хлопнуло. Вспышка выстрела проявилась в темноте. Пуля щелкнула в камень. Крошка брызнула мне в капюшон. Я и бровью не повел. Прицелился на вспышку. Нажал спуск. Мой автомат выплюнул две пули. Едва видимая тень метрах в тридцати от меня, завалилась на землю. Поползла куда-то за дерево.

По фронту заговорило вражеское оружие. Тут и там стали радоваться короткие очереди. Экономят патроны, сукины день.

Алим планомерно работал по вспышкам. Время от времени пригибал голову, когда в камень, за которым он прятался, прилетала чужая пуля.

— Идут разряжено, — проговорил он сосредоточенно, — думают, у нас есть гранаты.

— Я вижу, — бросил я и снов дал одиночный по внезапно зашевелившейся тени.

Так, почти вслепую мы и перестреливались.

— Нельзя подпускать их близко! Если подойдут, тоже могут закидать!

— Есть не подпускать близко! — Ответил Алим.

Словно следуя моим мыслям, метрах в шести от нас вдруг возник душман. Он просто вытянулся в полный рост. Задрал руку для броска. Я тут же понял две вещи: у него была граната, и он не умел с ней работать.

Когда я нажал на спуск, автомат дрогнул у меня в руках. Хлопнуло. Душман тоже дрогнул, запрокинул голову и рухнул.

— Граната! — Предугадывая, что случиться дальше, крикнул я.

Мы пригнули головы. Раздался хлопок. Слабосильные осколки РГД защелкали по нашим валунам.

— Подбираются! — Проговорил Алим.

— Метай свои! Отгоним!

Канджиев дал очередь куда-то во тьму, а потом достал гранату. Видимо, взрыватель у него был уже на месте, потому что он быстро выдернул чеку и швырнул ее под ближайшее дерево. За ней последовала и вторая.

Раздались два звонких хлопка. Душманы заволновались, закричали.

— Отходят! Хотят обойти! — Прикинул Алим.

Я заметил, как группа из трех человек пробирается нам во фланг. Быстро достал уже снаряжённую взрывателем Ф-1, разжал усики чеки, приготовился дернуть.

Внезапно Сорокин взвизгнул.

Я обернулся. С холодным умом осознал, что Алим проворонил врагов, зашедших во фланг.

Крупный душман появился из неоткуда и вцепился Канджиеву в автомат. Потом быстро ударил его головой в лицо. Канджиев потерял шапку, обмяк в его руках. Тот тут же достал нож. Я услышал, как клинок зашелестел в его кожаных ножнах. Потянулся к автомату.

— Не надо, — прозвучал хрипловатый голос Ахмеда, застывшего надо мной.

Он возвышался над укрытием, за которым я сидел, и направлял дуло АК мне в лицо.

— Не надо, шурави, если хочешь еще немного пожить, — мрачно произнес он.

— Не стреляйте! Не стреляйте! — Отползая и прижимаясь к камню, залепетал Сорокин, задрав грязные ладони.

Над ним стоял душман, нацелив в грудь особисту, целую СВД.

Раздался неприятный хрипловатый голос Аллах-Дада. Это он обезвредил Алима. Теперь, схватив его за волосы, командир духов приставил нож к горлу пограничника.

— Аллах-Дад говорит, что бог на нашей стороне, — проговорил Ахмад, — что вам лучше покориться его воле и сложить оружие.

Потом Ахмад угрюмо посмотрел на меня. Добавил:

— Руки вверх.

— Покориться, говоришь? — Бесстрашно ответил я и поднял руки.

Глаза Ахмада расширились от ужаса, когда он увидел зажатую в моем кулаке гранату Ф-1, удерживаемую мной от взрыва только предохранительной скобой.

Глава 4

Я поднял гранату выше, чтобы каждый из врагов хорошо увидел и понял, что находится у меня в руке.

Следом за теми троими, что обошли нас, подтянулись еще двое духов. Я заметил, что один из вновь подоспевших оказался раненным. Причем, по всей видимости, серьезно.

Он опирался на другого, глубоко и хрипло дышал, а вместе с тем прижимал свободную руку к груди. Видимо, именно этого я подстрелил в темноте.

Пара новых духов тоже застыли на месте за спиной Аллах-Дада. Видимо, до них тоже дошло, что что-то не так.

— Граната у меня злая, — сказал я холодно, — если рванет, всем мало не покажется.

— Я это знаю, — проговорил Ахмад холодновато.

— Если кто-то попробует прикоснуться ко мне, я взорву ее к чертям собачим, — проговорил я, глядя не на Аллах-Дада, схватившего Алима в трех метрах передо мной, а на Ахмеда, оказавшегося немного позади.

— Вы можете попробовать меня застрелить, — продолжал я, — но сами понимаете, что тогда тоже рванет.

Ахмад глянул на своего командира. Тот что-то ему буркнул на пушту.

— Аллах-Дад говорит, что дело складывается не лучшим образом, — сказал Ахмед.

— Аллах-Дад чрезвычайно догадлив, — съязвил я.

Командир душманов буркнул еще что-то. Ахмад заговорил:

— Отступись, шурави. Отдай мне гранату. Ты ведь не хочешь убить и своих людей тоже? А так, у них будет шанс еще пожить.

Я посмотрел на Алима. Канджиев глубоко дышал, инстинктивно стараясь отвести подбородок подальше от вражеского ножа. Он стиснул зубы и глянул на меня. В глазах Алиме не было страха. Только суровая решимость.

— Прошу, не убивайте… — Снова простонал Сорокин, буквально вжавшись в землю. — Не убивайте…

Кажется, от страха он не мог выдавить из себя никаких других слов, кроме мольбы о пощаде.

— Знаешь, Ахмад, — начал я сурово, — душманы вечно кричат о себе, что готовы в любую минуту отдать жизнь в войне против неверных. Что готовы сесть по правую руку бога. Давай проверим, пойдет ли твой командир на такой шаг прямо сейчас? Или мирского в нем все же больше?

— Ты готов убить всех своих людей? — Мрачно спросил Ахмад.

— Я всегда готов выступить на защиту моей Родины — Союза Советских Социалистических Республик. Я клянусь защищать её мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами, — вольно повторил я часть из воинской присяги.

Потом обернувшись и глянув в глаза Ахмаду, дополнил:

— Если же я нарушу мою торжественную клятву, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение советского народа.

Ахмад не выдержал моего взгляда. Нерешительно поджав губы, отвел глаза.

— Мы готовы следовать нашей присяге. А вы? Вы готовы следовать за своим богом? — Спросил я, чувствуя, как затекает рука, сжимавшая скобу гранаты.

Аллах-Дад сурово засопел. Что-то сказал Ахмаду.

— Аллах-Дад спрашивает, чего шурави хочет?

— Пока вы не отпустите этих двоих, граната останется у меня. Я отдам ее только тогда, когда Алим и Сорокин уйдут и скроются из виду. Так и передай своему командиру.

Ахмад неловко заговорил на языке, все еще не ставшем ему до конца родным. Аллах-Дад слушал внимательно. Потом что-то пробурчал.

— Правильно ли понял Аллах-Дад, — начал Ахмад, — что ты, Селихов, останешься в наших руках?

Взгляд Алима, схваченного сильными руками главаря банды, изменился. Он посмотрел на меня жалобно, а потом мелко отрицательно помотал головой.

— Аллах-Дад правильно понял, — решительно ответил я.

Я прекрасно понимал, что духи не пойдут на то, чтобы отпустить нас всех. В крайнем случае они сделают вид, что отпускают, а сами застрелят нас, не успей мы отдалиться и на десяток метров. У меня должен быть аргумент. Какой-то весомый козырь, который сможет их убедить не трогать Алима и Сорокина. Сейчас таким аргументом стала осколочная граната, которую я до белых пальцев сжимал в моем кулаке.