Холодное лето 1402-го. Том 2 - Сергей Владимирович Руденко Страница 51

— Мастер, месье Паскаль… — лейтенантский оруженосец встретил лихорадочным шепотом. — Я, кажется, знаю, что произошло с господином. И нет, он не отравлен…

— Рассказывай!

— Я лучше покажу, иначе боюсь, вы мне не поверите… — смутился парень.

— Тогда подожди…

Через пять минут в просторном шатре лейтенанта собрались все более-менее влиятельные защитники его тела. Дирк лежало на своем ложе обнаженный по пояс, и выглядел так, будто болеет уже не одну неделю.

Все мимические морщины на юном лице заострились, а по-юношески пухлые губы истончились. Казалось тело хорошо сложенного и тренированного парня, сжигает какой-то внутренний жар, но любой, кто решился бы проверить это, легко мог убедиться, что это совсем не так.

Дирк был скорее, слишком холодный. Догадаться, что он действительно все еще жив, можно было только по очень редкому, почти не прощупываемому пульсу. Ну и испарине, что образовывалась на подносимом к губам бронзовом зеркальце…

Народ набился внутрь очень плотно, но болтать никто не решался из уважения к хозяину шатра. Здесь были люди, что зависели от того, останется ли шевалье в живых, и те, кто надеялся получить свою заслуженную долю от его успехов.

Чаще всего и первые, и вторые — были одними и теми же людьми.

Например, все кому лейтенант пообещал статус ветерана и двойное жалованье — будущие доппельзольднеры — в случае смерти лейтенанта могли попрощаться со своими мечтами.

— Парень, давай уже, показывай, что тебе удалось узнать… — не выдержал как раз один из тех, кто выжил в аббатстве; об этом напоминала повязка на руке и шрам через все лицо.

Кивнув, оруженосец вытащил из-под рубашки кожаный шнурок с серебряной ладанкой тонкой работы, снял ее с шеи и пояснил:

— Эту ладанку отец с матушкой привезли из Рима за два года до моего рождения. Здесь внутри лежит зуб святого Феликса, в честь которого меня и назвали, а теперь — смотрите…

Обойдя тело своего господина, парень сложил шнурок вдвое, и перетянул им руку лейтенанта выше локтя. Народ смотрел на эти манипуляции с сомнением и надеждой одновременно. Почти все уже знали, что отец у пажа был магом в городском совете Дижона.

В это время парень вставил в петлю небольшую едва оструганную ветку и принялся крутить ее, постепенно затягивая.

— Что ты сейчас делаешь? — неуверенно уточнил Паскаль, и его поддержали голоса остальных; всем это было интересно.

— Хочу временно прервать кровообращение в руке господина. А теперь смотрите внимательно! — отстегнув ладанку от шнурка, оруженосец медленно и плавно повел ею вдоль руки вниз — к кисти, стараясь не отводить серебряную емкость от холодной кожи Дирка.

— Ах! — испуганно выдохнула толпа, когда что-то не очень крупное, но сильное, живое и чужеродное человеческому организму, метнулось от освященной вещицы.

Словно стремительная рыбина оно металось в попытках найти хоть какой-нибудь выход, и не находило его. Когда ладанка «доползла» до запястья, посреди ладони Дирка темнело и ощутимо подергивалось не любящее серебра и святости «утолщение».

— Что теперь? — сиплый голос Паскаля сейчас было не узнать.

— Возьмите нож! Небольшой, но желательно, чтобы острый… А теперь — надрежьте кожу, сделаем маленькое кровопускание!

Стоило коже лопнуть под клинком, и неожиданно обильная струя, крови выплеснулась на утоптанный пол, оставив на нем черно-красное пятно и хорошо различимый на этом фоне сгусток желто-зеленого, какого-то гнойного цвета.

— Что это такое? Прижгите ее факелом! — толпа опытных, всякого повидавших мужчин, сейчас была просто не способна молчать.

— Не нужно факелов, — отмахнулся оруженосец. — Достаточно вот этого!

Когда он попытался коснуться сгустка своей ладанкой, тот ощутимо дернулся, но странная тварь не была предназначена для бега вне человеческой крови, и скрыться не смогла. Стоило освященному серебру и гнойной темноте встретиться, как раздалось «Пуф!» и оно испарилось, оставив после себя хорошо различимый запах опаленной крови и…серы.

У существа вряд ли могли быть легкие ли тем более язык, однако уже в следующее мгновение каждый присутствующий в комнате расслышал многоголосое злобное шипение, и по телу лейтенанта буквально заметались несколько десятков тварей, подобных только что уничтоженной.

— Господи Иисусе! Пресвятая Дева!

В следующие несколько минут все говорили со всеми, но никто и ни кого не слушал.

Панику прервал голос Паскаля. Он обрушился на нее, переполненный каким-то особым торжеством и уверенностью.

—…Запрещает тебе, Диавол, Господь, пришедший в мир и поселившийся между людьми, чтобы разрушить твое самовластие и освободить людей… Убойся, выйди, и отступи от этого создания и да не возвратишься, и да не утаишься в нем…

В следующие несколько минут Паскаль под удивленными взглядами воинов громко молился, по памяти читая из библии что-то, безо всякого сомнения имеющее отношение к изгнанию бесов. В этот момент, он как никогда был похож на священника, и никто в палатке не сомневался, что свое прозвище он получил все-таки не за общую рассудительность и отсутствие усов.

«…Так значит не зря бывшие гвардейцы, иногда называли тебя 'капеллан…» — примерно так подумали почти все собравшиеся.

Взгляды их, все то время, что звучала молитва, были сосредоточены на лейтенанте. И с последними словами Паскаля, у всех у них появилось ощущение, что некто могучий и невидимый, наконец-то сумел стереть серую паутину с лица юноши. Оно и в самом деле ощутимо порозовело и налилось жизнью, однако сам шевалье оставался недвижим.

— И что теперь? — спросил кто-то из ветеранов, когда в палатке повисала тишина.

Ответом ему было молчание.

* * *

* Паскаль(лат. [paschalis] пасхальный) — рожденный на Пасху.

* Капеллан — священник, совмещающий сан с какой-либо дополнительной (как правило, светской) должностью. Однако наиболее распространенное современное значение слова — священнослужитель в армии, авиации и на флоте, ответственный за воспитание рядовых солдат, матросов, офицеров и их семей. Кроме чисто религиозных функций, в его обязанности входит контроль над моральным состоянием военнослужащих.

Глава 19

Кто ты?

Дорога к северу от Потьер-сюр-Сен, лагерь в лесу

(14 мая 1402 года, утро следующего дня)

Меня долго волокло темно-зеленым сверкающим потоком, но стоило почувствовать, что цель уже близко, как мир вокруг меня мгновенно потух…