S-T-I-K-S: Гильгамеш. Том I - Тимофей Евгеньевич Перваков Страница 5

Алюминий разрушается быстрее, буквально за четверть часа. На глазах появляются тонкие волокнистые структуры, после чего они легко размалываются в крошку.

Дерево ведёт себя иначе. Вместо немедленного разрушения оно медленно стеклянеет и трескается изнутри. Как только структура теряет целостность, древесина осыпается трухой и та стекляенеет аналогичным образом.

Полимер оказался более стойким — за полчаса он сначала покрылся толстой мутной пленкой, после чего черный слой стал постепенно проникать внутрь. Но стоило дунуть, как пленка осыпалась, а под ней материал выглядел так, будто стал рыхлым, пористым, похожим на старую резину, однако всё ещё не развалился в чёрную труху.

Следующим, что я хотел проверить, стало влияние обычной земли на саму крошку. Я зачерпнул немного черного крошева рукой и вынес её на обычный участок.

На первый взгляд ничего не изменилось, но через тридцать минут крошка начала исчезать. Достаточно было легкого движения ладони, и остатки улетали в воздух, развеявшись на атомы. Не осталось даже следа.

Даже в герметичном контейнере чёрная крошка, сколько бы я её туда не утромбовал испарялась, словно сон. Он оставался пустым и терял вес, равный весу крошки. Она будто полностью исчезала из нашей реальности.

После этого я попробовал взять щепотку крошки, выйти на свой остров, удержать её несколько секунд, а затем вернуться обратно. Результат удивил — крошка не разрушилась. Она всё еще существовала, как будто ничто не происходило. Значит, процесс разложения обратим. Нужно лишь вернуть крошку на черную землю.

Последним тестом стала проверка влияния экранирующих материалов. Взял несколько пластин — свинцовую, медную, углеродное волокно и простой пластик.

На свинце чернота почти не закреплялась — за полчаса на поверхности остались лишь небольшие матовые пятна. Похоже, плотность атомного ядра играет роль в сопротивлении.

Медь справлялась хуже — на ней образовывался темный осадок, который затем стекленел и крошился. Углеродное волокно повело себя интересней. Сопротивлялось влиянию черноты почти тридцать пять минут без особых изменений, но сразу после разрушилось за минуту.

Пластик же вёл себя, как и на черной земле — мутнел, становился ломким, но не исчезал сразу. Зависимость простая: чем выше атомный номер ядра материала, тем слабее эффект разложения.

Итак, чернота стабильно разлагает незащищенные материалы, но хуже воздействует на плотные металлы, материалы с высокой прочностью, плотностью, твёрдостью, с высоким номером атомного ядра. Однако, возможны индивидуальные реакции, как с точки зрения картины распространения остеклянений, так и с точки зрения динамики сопротивления различных материалов чёрной пустыне. Попадая на обычную землю, она быстро денатурируется, но если вернуть её вовремя — сохраняется.

Что это значит? Эта субстанция не просто уничтожает, она реагирует с окружающей средой по четким законам. Значит, их можно понять. А значит, можно использовать...»

Сам он, шагнув на черноту, чуть не погиб от огромного количества афазий, начинивших его голову, о чём он писал следующим образом:

«Первое, что я испытал, — дезориентацию абсолютного порядка.

Когда ботинок коснулся чёрного грунта и голова пересекла границу территорий, мир сломался. Пространство исчезло. Тело осталось, но утратило систему координат, как и само понятие системы координат.

Горизонта не существовало. Ни верха, ни низа, ни расстояний, ни форм, на размеров. Казалось, если бы я шагнул вперёд, то, возможно, оказался бы позади себя одновременно и в то же время чувствовал, что стоял в том месте вечность.

Отключился слух.

Исчезло осязание — даже подошвы не чувствовали поверхность. Я сделал попытку сжать пальцы в кулак, но не нащупал руки и не смог вспомнить, что такое пальцы.

Тогда же пропало зрение.

Не в привычном смысле — я не ослеп, просто глазам больше нечего было фиксировать. Не тьма, не свет, не формы. Мир исчез, хотя был обозрим.

Я думаю, что мозг подстроился под жизнь на черноте так как сумел. Чтобы адаптироваться, он просто удалил всё, что перестало работать. Вверх, вниз, расстояния и прочие категория бытия не могли функционировать на черноте, не имели смысла.

Я существовал. Но где, как, зачем и сколько времени? Это длилось очень долго...

Безграничная паника, казалось, затопила весь мой мир.

Я не мог вдохнуть. Лёгкие расширялись, но воздуха не существовало, как не существовало и вдоха.

Тошнота скрутила нутро, будто организм хотел вытолкнуть из себя сам факт моего присутствия.

Больно было так, словно весь окружающий мир пытался забраться мне под череп.

Повезло, что я упал назад, на спину, на зелёную траву.

Сколько я пролежал – не помню, но местное светило клонилось к закату.

И как только я открыл глаза, мир снова вспыхнул.

Звук взорвался в ушах. Воздух ударил в лёгкие. Свет резанул по глазам.

Я сел, судорожно хватая ртом воздух.

Голова гудела, мышцы дрожали будто побывали в мясорубке. Самое страшное было позади.

Вывод один: чернота не просто разрушает. Она стирает саму возможность существовать в привычном человку виде»

И если задержаться там дольше, чем надо — возможно, возвращаться уже будет некому. Моё сознание до сих пор пронзают фантомные боли от чувства, что его не существует»

Фатальных повреждений это не нанесло, но все два месяца Марку №2 снились кошмары, и он так и не решился переступить через черноту, предпочтя работать в пользу следующих поколений. Его эксперименты на чёрной пустоши сильно облегчили жизнь последующим попаданцам.

Некоторые из Марков старались построить транспорт, который сумел бы довезти их до границы с Оазисом, и всякий раз эти попытки заканчивались неудачей. Некоторые долго не думали и просто пускали себе пулю в лоб. Страданий каждый из них перенёс колоссально много, а потому такие случаи были довольно часты. Однако, за это время общими усилиями был создан целый комплекс по разбору, строительству и ремонту разного рода техники, который и был размещён в ангаре.

Решив дать себе отдохнуть, он перевёл на стену впереди себя. Поначалу он не обратил на неё особого внимания, но в свете раскрывшейся информации, мужчина решил приглядеться к нему. Он заметил, что на висящей рядом пробковой доске блестят именные значки. Ровно тридцать два. Их собрат сейчас крепился на его обгорелой форме. Несмотря на то что значки были похожи, на некоторых вместо привычной фразы «Во имя Российской Федерации» было выгравировано «Во имя Русского Доминиона», «Во имя Славянского Архоната», «Во имя Патрициата». Мелких отличий тоже хватало: то символы голубя менялся на ястреба, то на ворона, то вообще исчезал, уступая место треугольнику с глазом. Марк