Кризис власти - Артем Каменистый Страница 46

Кошшок дождался удобного момента, молниеносным рывком вынесся вперёд, раздробил череп твари секирой.

Наш стрелок в ужасе заорал:

— Спаси меня Свет! Мне какой-то проклятый тёмный навык достался!

— Ну так никто не заставляет тебя его изучать, — утешил я.

А полковой рэг добавил:

— Чего орёшь, дуралей? Некромант с мозгами в империи без работы не останется. Так что найди где-нибудь эти самые мозги и смело учи, не то так и будешь до старости с арбалетом вместо бабы спать. Десница, какие будут приказания?

— Осмотрите тот ход, из которого он выбрался. Если тянется неизвестно насколько, возвращайтесь, далеко не уходите. А я пока здесь поищу интересное.

— Что ты тут такое интересное думаешь найти?

— Что-нибудь, что поможет понять, чем они здесь занимаются. Это важно.

— Оставить с тобой пару ребят?

— Не надо никого со мной оставлять. Не стойте, идите, ищите. И зверушку свою прихвати, мне за клеткой следить некогда.

— Да я бы его и не оставил, — буркнул Кошшок и, жестоко встряхнув узилище Гнусиса, повёл солдат за собой.

Дождавшись, когда они скроются в темноте узкого прохода, я метнулся к убитому некроманту.

Действовать надо как можно быстрее. Даже если после гибели прошло всего-то около минуты, эффективность задуманного резко снижается. А учитывая, что времени миновало куда больше, и смерть наступила от ранения в голову, шансы удачного исхода почти смехотворные.

Но попытаться стоит.

Считается, что умертвия полностью неразумны и помнят себя лишь с того момента, когда их поднимает некромант. Если и обладают какими-то зачатками интеллекта, эти зачатки полностью заслуга навыков владельцев, в них нет ни грамма собственного опыта.

В принципе, с этим не поспоришь, но есть нюанс. Если сразу поднять человека, погибшего быстрой смертью, и не допускать при этом никаких изменений в его теле, есть немалый шанс, что сохранятся некоторые функции и будет частично доступна память. Работает это непредсказуемо и недолго, сложные вопросы задавать бессмысленно, но почему бы не попробовать.

Иначе придётся искать другого некроманта и ловить его живьём. Причём мы на их территории, и не факт, что остальные любители тёмных дел окажутся столь же неразумными и неопытными.

Веки мертвеца мелко задрожали и медленно поднялись. Пустые, белёсые глаза бездумно уставились в свод подземелья.

— Ты меня слышишь? Отвечай.

Губы умертвия дрогнули, чуть раздвинулись:

— Да.

— Ты помнишь своё имя?

— Да.

— Назови его.

— Каххет.

— Как ты сюда попал.

— Я… пришёл.

Голос едва слышный, сипящий, нечеловеческий. Но разобрать сказанное можно.

От такого допроса мне, мягко говоря, не по себе. Хотя, казалось бы, я столько всего в этой жизни перевидал, что уже ничем не пронять.

Но нет, такое «общение» даже для меня чересчур.

Однако это не повод останавливаться. Нервы в кулак и продолжаем.

— Откуда вы берёте мертвецов в этих мешках?

— Их привозят.

— Откуда? Кто привозит?

— С севера. Разные… они разные… разные… разные…

— Вы их просто здесь складываете? Больше ничего с ними не делаете? — торопливо спросил я.

Не знаю всех тонкостей жутких допросов, но если умертвие запинается, или его «клинит» на одном слове, полагаю, это плохой признак. Думаю, надо как можно быстрее переключать его на другие темы, пока разрушение мозга не поставило последнюю точку в нашем диалоге.

— Их увозят на юг. На юг…

— В пустыню?

— Да. Нет. Пустыни нет. Да… нет…

— А почему складывают здесь, а не сразу везут на юг?

— Здесь снимают с лошадей, потом перегружают на ослов.

— То есть привозят на лошадях, а увозят на ослах?

— Да.

— Ослы нужны, потому что лошади не пройдут там, где вам надо?

— Да. Сложно. Тропа через пещеры. Узкие карнизы.

— Мертвецов привозят из Равы?

— Да. И нет.

— Из Равы и Мудавии?

— Да.

— И из других стран тоже?

— Да. Нет. Не знаю. Другие… другие… другие…

— Кто главный над тобой? — уже привычно перебил мертвеца.

— Пятый Столп.

— Это прозвище. Как его зовут?

— Нет. Не знаю. Нет…

— А кто самый главный?

— Я не… Я… Я…

— Вы превращаете этих мертвецов в умертвия? — мне всё чаще и чаще приходилось торопиться.

— Нет.

— Зачем вы возите их на юг?

— Оставляем.

— Кому оставляете?

— В пустыне… не в пустыне… кому… кому… я не… в пустыне…

— Для чего ему останки?

— Миссия… Величие… Миссия… Миссия… Величие… Миссия…

— Зачем возить кости из далёкой Равы? Здесь ведь тоже есть кладбища.

— Качество… Качественный материал… Требования очень строгие… Требования… Миссия…

— У вас есть некрохимеры?

— Миссия… Величие… Миссия…

— Сколько вас здесь, под землёй?

— Камни пятого столпа. Почти. Все. Миссия…

— Сколько камней у твоего Пятого столпа?

— Тринадцать камней. Миссия… Комплект…

— Они опасные? Они смогут меня убить?

— У тебя большая сила. Подходишь. Величие… Миссия… Материал… Мисси…

Умертвие замолкло, не завершив слово, но я знал, что оно функционирует.

Вот только можно ли это сказать про остаточные процессы в его голове?

Задал по разному ещё несколько вопросов, но губы ни разу не дрогнули, ни одного звука из мёртвого рта не вырвалось.

Похоже, неприятный разговор завершён.

Отключив умертвие, я подошёл к куче мешков, вытащил меч, начал разрезать их один за другим, чуть не задыхаясь от волн смрада, что накатывали от потревоженных останков. Как ни противно, но пришлось осматривать всё тщательно, особое внимание уделяя гнилым головам.

За этим омерзительным занятием меня застали вернувшиеся солдаты:

— Что за интерес копаться в тухлятине? — пробурчал Кошшок.

— А что тут непонятного? — отозвался Гнусис. — Господин десница нашёл новый источник пропитания для тебя и твоего вонючего корпуса.

— Да ты совсем, смотрю, бесстрашным стал? — нехорошим голосом произнёс рэг. — Надо не забыть, как вернёмся, на печку клетку поставить. Мне нравится, когда ты прыгаешь над огнём. Забавно получается.

— Вот не надо так остро реагировать на мои мудрые высказывания.

— Нет, я непременно тебя на печи подержать должен. Десница, мы далеко уходить не стали, вернулись, как ты сказал.

— И что там?

— Да ничего интересного. Просто коридор. Что дальше делать будем?

Я, с трудом поборов внутреннего хомяка, достал из Скрытого вместилища Растворение Жизни и, окинув нехорошим взглядом кучу мешков, принялся прикидывать