Дети, сотканные ветром. 2 - Артём Ерёмин Страница 45

– Берегись! – неожиданно вскрикнул Дым.

Протаранив кучу снега, на пруд влетел автоматон на шаровом приводе. Ребята кинулись врассыпную. Лев из-за отбитого бока неловко развернулся и запнулся о свою же ногу. Свет резанул глаза, и мальчик почувствовал, как через голову слетел шнур.

Янтарь солнечной каплей заскользил прочь. Он разом потускнел, угодив в сугроб.

– О нет, – простонал Лев.

Как он оправдается перед командой, мелькнуло в мыслях, но через секунду в голове ничего кроме страха не осталось.

– Вы чуть нас не угробили! – рассвирепел Вий.

В паре метров от янтаря стояли двое прихвостней Аскольда Миронова.

– Нам велено донести до вас послание от Зеницы и Виселицы! – проорал Лохматый. – Вы зазнались, трухоеды!

Гур и Лир уже снимали с ног коньки, готовясь к драке. Льва же охватил холодный паралич.

– Нет, нет, нет, – стонал он, увидев, как Кулак заметил блики янтаря.

Зачарованный им автоматон подъехал к блюстителю и поднял его за разноцветный шнур.

– Эй, смотри, – окликнул крепкий всполох своего друга. – Кажись, трубочист этой штукой внутри трубы светит.

– Стой! – приказал Лев и автоматон замер.

В глазах потемнело, на мальчика будто взвалили мешок муки: вот что значит чаровать без блюса.

Сопротивление раззадорило Кулака:

– Неси его сюда.

Автоматон подчинился ему. За спиной Льва вьюны нерешительно ждали продолжения.

– Ключник наверняка вздрючит тебя за его пропажу, – Кулак потянулся к потухшему янтарю.

– Не трогай, – взмолился Лев.

– Ага, брось эту затею, – посоветовал Лохматый другу.

– Всего-то безделушка. Аскольд же велел припугнуть трубочиста как следует…

Клешня автоматона разжалась, и янтарь упал на ладонь всполоха.

Крик боли вскрыл вечернюю тишину. Между пальцами парня взрывались всплески неземного света. Кулак хотел выкинуть камень, но тот будто припаялся к коже. После свечение завладело всем телом, и крик оборвался.

Автоматон, точно ему передались страдания, сбежал от сияния и врезался в Лохматого. Испуганный всполох пополз подальше от своего приятеля. И в тот миг ночь отступила!

В ослепительном свечении вьюны закрывали глаза, боясь пошевелиться.

– Вставай, вставай, – просил Льва мамин голос.

На коленях мальчик скользил к средоточию света.

– Пожалуйста, быстрее…

Лев протянул к янтарю руку, и её проткнули десятки иголок. Камень излучал боль и одаривал ею всех.

Внезапно тень упала сверху, затем ночь вернулась с порывом ветра в лицо мальчику.

Когда глаза привыкли к темноте, Лев различил потухший янтарь в метре от лежащего всполоха. Кулак что-то бормотал, и с губ текла пенистая слюна.

– Дохтура, дохтура ему!

Через сугроб перевалился леший. Он поднял за тесёмку камень и всучил Льву.

– Эй, мелюзга, мчите в башню! Зовите дохтура.

Клим и Дым ринулись к Трезубцу.

– Вы чего зенки выпучили! – прикрикнул леший на остальных вьюнов. – Хватай за руки, за ноги.

– Да что здесь происходит?! – взвизгнул Пимен, однако вслед за близнецами поднял Кулака с земли.

– Ишь как бывает, – рядом присвистнул Вий.

Кажется, кучерявый вьюн припомнил одно утро в доме Бабы Яры. Он ухватился за ногу Кулака и вместе с прочими поспешил в башню.

На льду трепыхалось птичье перо. Лев заворожённо наблюдал, как ветер угнал его к руинам.

Его потряс леший:

– Ты же немедля ступай к Кагорте. Не дай им отнять росток. Слышишь меня! Сберегай его ото всех!

Вьюны волокли Кулака по снегу. Он, без того детина, теперь представлялся неподъёмным. Как только они оказались на террасе, двери главного входа распахнулись сами собой. Навстречу им выбежал Распутин.

– Кто, бес вас дери, напустил волшбу?! – мастер-ткач надвигался на них грозовой тучей.

Вьюны положили у его ног изувеченного всполоха. Распутин мгновение потратил на то, чтобы понять ситуацию, и тем воспользовался Лев: трубочист прошмыгнул за дверь.

– Стой, слуга! – в затылок физически ударил приказ Распутина.

Однако Лев нёсся к закутку башни, в который надеялся никогда более не зайти. Теперь там находилось его спасение, и потрясением для него стала закрытая решётка лифта. Опрометчиво было надеяться, будто Кагорта рада незваным гостям.

– Пожалуйста, – Лев с трудом разлепил иссохшие губы. – Прошу…

Секунды увязли в потоке времени, прежде чем решётка со скрежетом отворилась. Хозяйка башни соизволила принять трубочиста.

Из тускло освещённого коридора Лев вышел в сумрак зала. Жуткое безмолвие владело покоями Кагорты.

– Сюда, – шёпот направил мальчика в нужную сторону.

Лев сошёл с радужного ковра. Сквозь высокие книжные полки пробивалось мерцание свечи, стоящей на низком столике возле кушетки. В её мягком свете поблёскивал хрустальный бокал с жидкостью цвета крови. Трубочиста пробила неприятная дрожь. Сама хозяйка башни полулежала на кушетке, её многослойные одеяния стекали на пол.

Лев пытался привести дыхание в порядок. Он не хотел, чтобы в тишине зала старуха расслышала, как в его груди колотилось сердце.

– Что за чудный вечер. Давненько мне не приходилось принимать потомка Праотцов так поздно, – Кагорта, не глядя на гостя, одной рукой набивала табаком витиеватую трубку. – К тому же столь юного. О чём же будут судачить поутру в башне?

Лев разинул рот для ответа, и чем понятнее становился смысл слов Главы, тем сильнее терялась его способность к речи.

– Простите, что нарушил ваш покой.

– Ох, брось. Треклятый снег лишил меня единственного занятия, которое прочищает