Изгой. Проклятье клана - Макс Громов Страница 44

— Ну, милый мой князь, — она гладит меня по плечу, будто успокаивает взбесившегося пса, — тебе ведь не по статусу самому скакать по этим грязным Пустошам. Ты же понимаешь?

Я резко стряхиваю её руку.

— Понимаю. Потому и послал Калмыкова. Этот ничтожный червяк передо мной в долгу — за то, что я пощадил его жалкий клан, когда мог стереть с лица земли!

Прохожу к окну. Внизу, за витражами, мой город. Мой. А где-то там, за его пределами…

— Когда от него будет весточка?

— Завтра. Или послезавтра. — Стискиваю кулаки. — Чёрт, интересно, что там сейчас происходит? Я же чётко сказал ему проверить Источник! Не как эти идиоты в прошлый раз. Нужно действовать тоньше... Заманить этого щенка Родимича в ловушку, заставить служить нам…

Велеслава плюхается на диван, рассматривая свои проклятые ногти. Будто мы говорим о новых туфлях, а не о судьбе княжества.

— Родимичи никогда нам не подчинялись, — вздыхает она театрально. — Я же говорила — нужно было женить его на одной из наших девушек. Породниться…

Я фыркаю. Эти бабьи интриги…

— Мне не нужны твои глупые свадебные планы. Он должен просидеть там ещё несколько дней. Потом проверим Источник. Если магия начала возвращаться…

— Может, отправить подкрепление? — перебивает она.

Мысль дельная. Чёрт, иногда она всё же соображает.

— Да. Не буду ждать гонца. Пошлю ещё людей. — Поворачиваюсь к ней. — Я приказал Калмыкову выгнать его.

— Выгнать? — её брови взлетают. — Но я думала ты хотел…

— О, глупая! — перебиваю я. — Он испугается! Будет ползать на коленях и молить о пощаде! А тогда... тогда мы его сломаем.

Велеслава улыбается. На этот раз искренне. Потому что больше всего на свете она любит смотреть, как ломаются люди.

— Кажется, его проще убить, — вздыхает моя драгоценная супруга, играя веером. Этот её дурацкий веер с перьями — всегда машет им, когда хочет скрыть ухмылку.

Я сжимаю кубок так, что пальцы белеют. Вино — дорогое — расплёскивается по моим перстням.

— Проще?! — мой голос гремит, как гром среди ясного неба. — И навсегда потерять последний магический источник в княжестве? Ты хоть понимаешь, что без него я — обычный князь? Как все?

Она пожимает плечиками. Эти её жеманные движения выводят меня из себя.

— Совсем не разбираюсь в ваших... политических штучках, — говорит она сладким голосом, вставая. Её парчовые юбки шелестят, как змеиная кожа. — Я просто женщина, что с меня взять…

И с этим уходит. Наконец-то тишина.

Я допиваю вино и швыряю кубок в камин. Она права в одном — убить его было бы проще. Гораздо проще. Но…

Он мне нужен.

Пока не возродится Источник. А потом... Потом я лично сверну ему шею. И всем тем ничтожным червям, что посмели перейти на его сторону.

Мои люди. Мои! Как они посмели? Они должны были благодарить судьбу, что живут под моей властью! Вместо этого — предали.

Но ничего... Ничего. Я ещё покажу им, что значит — гнев Доброгора Светоносного.

Каждый получит по заслугам.

Особенно этот последний Родимич.

Особенно... моя милая жена.

Хотя... может, начать с неё?

Зоран.

Я распахиваю дверь и сразу же встречаюсь лицом к лицу с ледяной яростью бури. Резкий порыв ветра бьёт в грудь, пытаясь сбить с ног, но я твёрдо стою на земле — ноги сами впиваются в промёрзшую почву.

Колючие снежные иглы впиваются в лицо. Град закончился, но его сменил колючий снег — он не ложится покровом, а взмывает в воздух с каждым порывом ветра, превращаясь в белую слепящую пелену.

Нужно было выпить порцию зелья Елисея.

Наклоняю голову, поднимаю воротник и иду вперёд — быстрым, чётким шагом, каким ходил когда-то по лавовым полям Южных рубежей.

Холод пробирает до костей, но я не замедляюсь.

Людям понадобятся тёплые вещи.

Мы обыскали дома, но могли что-то упустить. Завтра придётся проверить всё снова.

Несколько мощных шагов — и вот я перед тем самым домом.

Ступени крыльца покрыты прозрачным слоем льда. Хватаюсь за обледеневший поручень — металл мгновенно выжигает холодом

кожу, но я не отпускаю.

Дверь не поддаётся с первого раза. Вмёрзла.

Сколько они там продержатся без тепла?

Глубокий вдох — и лёгкие сжимаются от ледяного воздуха. Но я уже бью плечом в дверь. Раз. Два.

Они должны быть живы.

Магия вспыхивает в жилах, как огненная река. Я не сдерживаю её — отпускаю вперёд, прямо в дверь. Дерево трещит, лёд с шипением превращается в пар.

Ручка становится горячей даже сквозь перчатки — дёргаю, и дверь с глухим стуком распахивается.

Внутри почти так же холодно, как снаружи. Воздух густой, спёртый, пахнет мокрой шерстью и страхом.

— Здесь есть живые? — мой голос гулко разносится по пустому коридору.

Тишина. Делаю три шага вперёд — сапоги громко стучат по голым доскам. Дверь справа приоткрыта. Толкаю её плечом.

Картина, как в плохой байке: Калмыков и его люди сбились в кучу посреди комнаты, закутавшись в какие-то жалкие шкуры. Их трясёт так, что зубы стучат.

Один из солдат даже не поднимает головы — просто сидит, уставившись в стену, с синими губами.

— Не околели ещё? — спрашиваю, скрестив руки на груди. — Как ночь прошла?

Калмыков срывается с места, шкура падает в грязь. Его лицо — белое, как снег за окном, ресницы покрыты инеем, а глаза... О, в этих глазах теперь есть понимание.

— Ты... ты планировал это! — хрипит он. — Хотел нас заморозить заживо! "Ночлег", чёрт бы тебя побрал!

Я делаю шаг вперёд. Все они тут же съёживаются — даже гордый Калмыков.

— Я предупреждал. Этот город не прощает ошибок. То, что было ночью — всего лишь лёгкий ветерок по сравнению с тем, что ждёт вас дальше. — Ещё шаг. Они отползают к стене. — Так что, будем договариваться? Или хотите проверить, сколько ещё таких ночей выдержите?

Калмыков облизывает потрескавшиеся губы. Видно, как в его голове крутятся