Оксюморон - Максим Владимирович Альмукаев Страница 44

или выбросить новорожденного ребёнка в мусорный контейнер? Где отец семейства вынужден красть с работы чтобы прокормить семью ибо его родное предприятие не платит ему заработную плату на протяжении многих месяцев. Или, скажем, что бы он сказал на то, что у снайпера вспомнившего вдруг заповедь “Не убий” дрогнула рука, в тот момент, когда он нажимает спусковой крючок перед этим поймав в перекрестие оптического прицела террориста захватившего детский садик. Да что я тебе рассказываю. Ты сам обо всём этом прекрасно знаешь. И у этих людей Максим, дошедших в отчаянии до дикости, я уверен, спроси они меня за что им всё это, я не нашёлся бы что ответить. Они деградировали, и это правда, а это значит, что говоря этим детям о боге и добре я волей не волей буду пользоваться их неразвитостью. То я есть буду ни больше ни меньше как вором. Ибо забирая у них их мир я не дам взамен своего мира. Поскольку для того чтобы подготовить их к восприятию того, что я хочу до них донести нужно время, много времени. А вот его то у меня как раз и нет. И это правда. Но я не хочу быть вором. Тем более вором держащим в руках библию. Вот что я придумал. Если уж я здесь для того, чтобы отнять у этих людей их мир посредством загробного обетования, то и я сам пока буду пребывать среди них, клянусь богом, да простит он мне этот грех, ни шагу не сделаю по направлению к городу как бы трудно мне не пришлось. А соблазн велик. Знаешь друг мой, после сегодняшней ночи когда я проснулся от холода и в животе урчало от голода, я вышел из своего вагончика и пошёл к тому месту откуда виден город. Глядя на город я кажется понял, что имел ввиду наш спаситель, когда в пустыне вознеся его на высокую гору Диавол показал ему царства земные. Да искушение велико, но я не поддамся искушению. Да укрепит господь силу того, кто несёт его слово и страдает во славу его. Я стану одним из них Максим. Я пропитаюсь их бытом. Я увижу мир в таком свете в каком его видят они. И когда это случится я с полным правом скажу обращаясь к ним” О братья мои”. И всё это время Максим я буду говорить им о вере, которая вела людей сквозь голод и холод сам при этом испытывая настоящие голод и холод. Признайся друг мой положа руку на сердце, когда последний раз ты испытывал настоящие голод и холод? А когда я почувствую, что надежда оставляет меня, я снова стану говорить им о вере, которая светила столетия заплутавшим в ночи. Которая возвращала самые заблудшие из душ на путь света. Которая и меня привела сюда. В прочем мне пора. Меня зовут к столу. Очередная собака готова.

Далее несколько листков отсутствовало.

Тринадцатое Ноября. Максим случилось то, чего я опасался. Я заболел друг мой. Страшно заболел. Ещё накануне мне нездоровилось, но отчего то я полагал что обойдётся. Возможно я думал так по тому, что подсознательно понимал, что заболей я лекарств мне тут достать будет негде. У меня совсем нет средств. Несколько обнадёживает как это ни странно, что и у здешних обитателей их нет. Во всяком случае я ни разу не видел их ни у кого из местных. Между тем лечатся же они здесь как-то. Проснувшись ночью я понял что пока я спал температура поднялась. Едва открыв глаза я увидел как сквозь окно на меня смотрит чей то жёлтый глаз. После я понял что это всего лишь луна. Но того усилия которое потребовалось моему сознанию чтобы наделить ролями оказалось достаточно для того чтобы ко мне вернулись мучившие меня накануне мысли. Ложась спать на я дожидался когда мой хозяин уснёт об этом свидетельствовало мерное посапывание и запирал дверь на засов это вероятно излишняя мера ибо с того дня как меня едва не разули никаких поползновений в мою сторону я не встречал но так мне было спокойнее. Я лежал и чувствовал как чем сильнее поднимается температура тем быстрее меня покидают силы. Наверное, к утру я буду представлять для местных жителей лёгкую добычу. Если конечно до утра не умру. Правда мой хозяин по всей видимости решил взять меня под своё покровительство, и пока в этом отношении он был безупречен, но кто знает, как он поведёт себя найдя меня в моём теперешнем состоянии. Может он сочтёт что экономнее будет прикончить меня. Знаешь в приключенческой литературе есть такой устоявшийся штамп: дикари воспринимают миссионера богом с белой кожей, но случись им увидеть его кровь или найти его больным как ореол сакральности как ветром сдувает, и он из бога превращается в лёгкую добычу. В самый обыкновенный кусок мяса. В прочем уповаю на бога и будь что будет. К счастью рядом был мой дневник с помощью которого я могу друг мой говорить с тобой. Моя рука с большим трудом удерживает карандаш.

Далее снова были вырваны страницы. По всей видимости бумага понадобилась хозяину дневника для более важных нужд. С наружи донёсся громкий лай собаки. Но вскоре всё стихло и я вернулся к чтению.

Восемнадцатое ноября. Максим все прошедшие дни я был в бреду и лишь ненадолго приходил в себя. За мной ухаживают двое. Мой хозяин и один из тех двоих, что хотели оставить меня без обуви на следующий день после моего прибытия. Возможно таким образом он пытается попросить у меня прощения. Впрочем, вряд ли, ибо как ни старался я после, а своих часов я найти так и не смог. Прошло уже довольно много времени, с того момента как я прибыл в этот посёлок, но до сих пор так и не приступил к своим прямым обязанностям. Должен признать, что болезнь и некоторые бытовые трудности меня изрядно задержали. И вот наконец сегодня я решил впервые произнести проповедь. За время что я провёл среди этих людей я сделал некоторые наблюдения. Я заметил, что у них есть устоявшиеся традиции. Например по вечерам они все, от мала до велика, собираются вокруг одного большого костра. Только представь себе. Тьма. Огонь, блики которого выхватывают из ночного мрака лица твоих товарищей. Что бы ты мой друг Максим подумал на моём месте? Правильно. Лучшего случая для проповеди не найти. Над тем местом из священного писания