Другая дорога. - Владислав Викторович Колмаков Страница 43

Поэтому я сразу же четко показал моим подданным, как я буду и в дальнейшем реагировать на подобные преступления. Карать! Карать жестоко и справедливо. Прямо как и любит наш русский народ с его обостренным чувством справедливости. И знаете что? После этого громкого дела, прогремевшего на всю страну, народ вдруг начал совсем по другому ко мне относиться. Если раньше я был злобным Антихристом, якшавшимся с иностранцами. То после русско-турецкой войны мнение стало меняться. Теперь многие обо мне уже не так негативно говорили. Про Антихриста как-то резко забыли. Даже церковники стали меня восхвалять за то, что я привел столько земель в православную веру. Ну, а простой народ даже стал называть меня Освободитель. Это из-за выкупаемых мною у турок русских рабов, которым я давал потом свободу и землю на юге России.

Но окончательную любовь русского народа я заработал после того самого суда над астраханским и казанским воеводами. После него простые люди на Руси начали меня называть Добрым Царем. Так народная молва разнесла по всей нашей необъятной стране, что царь Петр Алексеевич, оказывается, стоит за простых людей. И его волнуют нужды и чаяния народных масс. И только козни бояр и дворян не дают ему построить Рай на Земле для русских людей. Вот такая сказка про доброго царя и его злых бояр. В принципе, я даже и не ожидал такой бурной реакции на свои действия. Я то всего лишь хотел прижать к ногтю казнокрадов и нечистых на руку управленцев. Ну, и парочку сильных боярских родов уничтожить заодно. О таком глобальном изменении сознания русского народа я даже и не думал. А оно вон как вышло. Да, русский народ он у нас такой. Своеобразный. Впрочем, в чем-то все эти простые люди были правы. Я, действительно, стоял за мой народ. Только под народом русским я понимал не только крестьян и прочих простолюдинов. Я хотел, чтобы все мои подданные зажили, наконец-то, долго и счастливо. Крестьяне, дворяне, ремесленники, купцы, священники, разнорабочие и другие категории граждан моей страны. Все кто будет готов работать на благо Российского общества. И я это не только про русских людей говорю. Сейчас же в Российской империи уже проживает много разных национальностей.

Хотя я, конечно, постарался не пустить в нашу дружную семью жителей Кавказа, Прибалтики, Финнов, крымских татар и ногайцев. И свою позицию по этим проблемным товарищам я уже озвучивал. И она не изменилась за все эти годы. Без них российской империи будет жить хорошо. Ну, а им без нашего общества также будет замечательно. И тогда зачем же стараться и портить жизнь друг другу? Насильно мил не будешь. И я это говорю не потому, что являюсь отпетым нацистом. Совсем нет! Просто есть народы, которым очень сложно ужиться в одной стране. Это как в семье. Когда муж с женой начинают ненавидеть друг друга. Скандалы, ссоры и драки. А потом следует развод. Если, конечно, они смогут договориться по этому вопросу. А не поубивают друг друга в ходе переговоров.

Глава 17

Глава 17.

Мятеж.

12 августа 1697 года в Российской и империи вспыхнул мятеж против моей власти. Все началось, когда моя матушка Наталья Кирилловна Нарышкина вдруг внезапно скончалась от сердечного приступа. У нее было больное сердце. И в этой реальности она даже больше прожила аж на целых три года. Но все же от судьбы не уйдешь. В чем секрет того что маменька прожила с моим появлением дольше, чем при Петруше? Не знаю. Скорее всего, это вышло из-за того, что я, в отличие от Петруши, ее так сильно не огорчал и был довольно таки примерным сыном. По немецким шлюхам не шлялся, не бухал по-черному и не курил табак. Как это делал настоящий Петр Первый. Вместо этого же наоборот я взялся за ум и начал вникать в государственные дела. И такого ярого поклонения перед иностранцами и их порядками как Петруша я тоже не показывал. В общем, я не заставлял маменьку лишний раз нервничать.

Конечно, когда я отправился на войну с турками и их союзниками. То маманя напряглась. Но я ее успокаивал, обещая в бой самолично не лезть, не рисковать и письма писать почаще. И я те самые письма ей в столицу регулярно писал с войны. В общем, я прекрасно понимал, что царица Наталья, прежде всего, мать Петруши. И она искренне его любила. Мать есть мать. Беспокоилась и переживала о своем сыночке. Хотя сынка то ее уже вырос и стал мужчиной. Но для матерей мы всегда остаемся маленькими детьми. Даже отрастив седую бороду до пупа. Что? Нет! Я такую бороду никогда не носил. У меня совсем другой имидж. Я сейчас выгляжу как подтянутый и высокий молодой человек спортивного вида с короткой армейской стрижкой и пышными усами.

Вот, значит, к матери Петруши у меня сложилось нормальное и даже теплое отношение. Эта женщина всегда демонстрировала заботу обо мне как о своем сыне, которым она стала сильно гордиться. Чему очень поспособствовали мои поступки здесь. Но видимо, от судьбы все равно не уйдешь. И Наталья Кирилловна Нарышкина все же умерла в возрасте сорока пяти лет. Жалко! Ведь не такая уж и старая она была. И еще очень хорошо помогала мне с управлением страной. Зная, что маменька там уверенно рулит государством я хоть мог спокойно воевать вдали от столицы. Да, и вообще. Тяжело терять близких людей. А мать Петруши за эти годы успела стать мне как родной. Эх!

Когда проходили похороны маменьки, то меня попытались убить. И Комитет Государственной Безопасности тут очень сильно лоханулся. Не успели они раскрыть этот заговор. Хотя ведь и узнали о нем буквально накануне. Когда мы готовились к похоронам царицы Натальи Нарышкиной. Но