Вещий Андрей. На цепи - Эд Качалов Страница 38

— Бойкий вьюнош! — как-то даже с удовлетворением бросил Иван Федорович Ромодановский, — Далеко пойдешь, если вовремя не остановят.

— Учителя хорошие были, Ваше Сиятельство.

— Ну хорошо! Чего ты хочешь? — как-то устало проговорил Князь-Кесарь.

— Для начала хочу, чтобы ваши люди отошли от двери и сели по углам, а все оружие передали мне.

— Я тоже! — тихо, но угрожающе спросил князь.

Мне, конечно, этого хотелось, но я понимал, что это невозможно. Если я рассчитываю в дальнейшем хоть как-то наладить отношения с одним из самых могущественных людей в Империи.

— Что вы, Ваше Сиятельство! Как можно! Я лишь хотел вас просить о небольшой милости.

— Какой? — взгляд князя приобрёл привычное ему высокомерие. Как же! Все как обычно, — все кругом добиваются от него милости.

— Обещать мне не применять самому оружие против меня и не отдавать таких команд своим людям, пока наш разговор не будет закончен.

— Не слишком ли ты многого просишь, щенок! — глаза князя стали наливаться кровью.

— Не больше, чем заслужил, Ваше Сиятельство. Но чтобы понять, вам надо хотя бы выслушать меня.

— А если откажусь? Убьешь? — князь иронично поднял бровь.

— Нет, Ваше Сиятельство, постараюсь этого не делать без крайней нужды! Просто уйду.

— Не выйдет! — усмехнулся князь, — Отсюда еще никто никогда по собственной воле не уходил!

— У меня есть принцип Ваше Сиятельство: никогда не говори никогда! — прозвучало несколько пафосно, но в этом времени и при данных обстоятельствах, я счел пафос уместным.

— Ишь ты! Ну а мне то, какие резоны тебя слушать?

— Ну у вас же тоже ко мне вопросы были. Я готов на них ответить. Договорились?

— Хорошо! Я не буду трогать тебя, пока недоговорим. Итак, ответь мне, пожалуйста, дорогой Андрей Борисович, где письма, которые ты вез к царевичу Алексею? — князь-кесарь выжидательно уставился на меня.

Я вытаращил глаза. Вот это приплыли. Интересно, о каких письмах идет речь?

Когда и от кого возил письма бывший хозяин моего тела царевичу Алексею? Царевич Алексей — это сын Петра Первого. Вроде как именно в нынешнем году, в 1718 году идет следствие о его измене. То есть это в нашем мире в 1718 году, а здесь в 7229 году. Вроде как его родной папаша обвинял в государственной измене. И насколько я помню, к тому были основания.

Алексей Петрович сбежал в Австрию и хотел на австрийских штыках въехать в Москву и свергнуть отца, чтобы вернуть все, как в старину было. Но это ему Петр простил.

Не простил то, что Алексей со шведским королем снюхался. И это во время войны. За это и казнил его тайно. Но всем объявил, что Алексей сам умер. От какой-то болезни. Типа от склероза. Забыл, как дышать, и умер.

Но это у нас. Здесь же, похоже, следствие против царевича Алексея тоже идет. И это несмотря на отсутствие царя Петра. Ведет его здесь, похоже, не отец, а дядя — царь Иван V.

Но, интересно, здесь он чего натворил? Шведов, по крайней мере, в этом мире нет. Вместо них вон орки по Прибалтике бегают. Что с другими народами и вообще в мире происходит, я не знаю. До сих пор не разобрался, а пора бы уже. А то тыкаюсь куда ни попадя, как слепой кутенок. В результате — дыба. Как говорится, если вы не занимаетесь политикой, политика займется вами.

— Ваше Сиятельство, рискую опять навлечь на себя ваш гнев, но я не понимаю, о каких письмах вы говорите. У меня была контузия во время обороны Риги, и я частично потерял память.

— Контузия, говоришь? — взъярился Ромодановский.

Пришлось успокаивать князя — кесаря и подробно ему рассказывать всю историю с того момента, как я появился здесь. Естественно, я опустил такие несущественные детали, как то, что я из другого мира и что с помощью орка Олега научился пользоваться некоторыми видами магической энергии. Ну и про поход в авалонскую гавань умолчал. Это к делу не относится.

— Говоришь лейб-гвардии Семеновского полка прапорщик Шереметьев твою сказку подтвердить может?

— Да!

— Так, его самого проверять надо. Тот ли он, за кого себя выдает? Или, как и ты в убийстве экспедитора Тайной Канцелярии замешан.

— Еще может подтвердить князь Никита Иванович Репнин. Он даже это все в письмах описал, вам адресованных. Вот только письма я своему человечку отдал, чтобы они в руки Крынкина не попали.

— Ладно, посиди пока здесь. Разговор не окончен. Чувствую, долго мне с тобой разбираться придется. Пойду пока Шереметьева и Крынкина послушаю. Кстати, Илюшу моего, тоже со мной отпусти. Ценный человек. Таких, знающих свое дело на ять мало сейчас осталось. — Ромодановский взглянул на меня.

— Да, конечно, Ваша Светлость. Только распорядитесь, пожалуйста, чтобы мне поесть принесли. Со вчерашнего дня ничего не ел.

Ромодановский ничего не сказал, только сверкнул глазами и вышел. Двое его помощников также молча подняли с пола палача и кряхтя увели с собой.

Спустя час вернулся Ромодановский в сопровождении Крынкина и Шереметьева.

— Значит, ты, Крынкин, утверждаешь, что именно Ермолич убил экспедитора — бесстрастно спросил князь-кесарь.

— Нет, Ваше Сиятельство, это не я так говорю. Так, свидетель утверждает, хозяин постоялого двора, — Крынкин достал платок и вытер крупные капли пота со лба. Глаза его шарили по обстановке пыточной, руки дрожали.

— А ты, Шереметьев, стало быть, говоришь, что Ермолич в это время Ригу оборонял?

— Да, Ваше Сиятельство. Да еще как оборонял.

Князь-кесарь махнул Шереметьеву рукой: достаточно мол.

— Ну а ты что можешь сказать в свое оправдание? — Ромодановский повернулся ко мне.

— Мне не в чем оправдываться, Ваше Сиятельство. Я был в Риге. Это видели многие. И если вы дадите шанс, я привезу вам письма, подтверждающие это.

Поручик видел одно из этих писем, когда мы впервые с ним столкнулись. Это была подорожная, которая была выписана по всем правилам. В ней были указаны и даты отъезда, и дата прибытия в Санкт-Петербург.

Странно, почему поручик не хочет признать, что он видел эти бумаги. Может, потому, что тогда придется признать, что трактирщик видел не меня, а именно лицедея в моем обличье. А если ему придется признать это, значит, и придется сознаться, что он общался лицедеем. Господин Крынкин, почему вы боитесь в этом сознаться? Ну общались и общались! Что такого? Лицедеи не преступники.

— Я не общался! Не было этого! — Крынкин крепко сжал губы и положил руку на эфес шпаги.

— Как же, поручик? И я это