Дети, сотканные ветром. 2 - Артём Ерёмин Страница 37

«Сродни первым поездкам на велосипеде», – смекнул мальчик.

Софья Лукина учила сына кататься на стареньком, скрипучем «орлёнке», поддерживая и мягко направляя. Лев не почувствовал, когда мама впервые отпустила его. Он ехал, не думая о падении, и наслаждался поездкой. Его тело само бессознательно удерживало равновесие. Подобное происходило в омовении стихией.

Плоть Льва служило проводником между надломанным пространством и могуществом Праотцов. Мальчик черпал энергию, что скрывалась в неведомых закромах. Менял давление воздуха на ладони по наитию, тем самым сотворив вихрь.

– Так держать, Лев, – подбодрил Вий.

Многие вьюны глядели на кривившего от напряжения трубочиста. Остальная страта, как и Захар, делали вид, что ничего выдающегося не происходит.

– Сбавляй обороты, – посоветовал кучерявый вьюн и был прав: если резко скинуть ветер с ладони, то давление схлопнется и, возможно, поломает пальцы.

Снег, ненароком залетевшие в класс, тянулся к потокам, который создал Лев. Мальчик медленно выдохнул, и белёсые хлопья упали на пол. У него впервые получилось завершить омовение без ушибленной руки.

– Милое дело, – вымученно похвалил Полынь из дальнего угла.

После ночи нападения учитель держался с вьюнами отстранённо. Лев никому не рассказывал о всплеске ярости Полыни, хотя тот явно думал иначе. Теперь мальчик испытывал вину за то, что остальные вьюны лишены общения с тем, кто в своей язвительной манере поддерживал их. Они, как никогда раньше, нуждались в добром слове.

– Урок окончен, – продолжил Полынь. Как, впрочем, и ваш курс омовения. Сегодня же доложу Главам о том, что каждый из вас сносно справится с выдуванием пыли из-под шкафов. До встречи в следующем году.

Полынь, не оглядываясь, выскочил из кабинета с обрушенной стеной.

– И всё? – театрально раскинул руки Вий. – Ни тебе кисло-сладкого ехидства, ни бодрящей колкости. Заболел, чего ли?

– Быть может, опустошались погреба в Трезубце, – ввернул Пимен.

Рядом сидящий Лир стукнул по ноге Гура и тот раскатисто рассмеялся от загадочной мины на лице брата.

– Эй, не притворяйтесь, будто знаете то, чего нам не по уму, – встрепенулся Пимене. – Выкладывай уже?

– Любовь, – прыснул Гур под кивки брата.

– К жидкостям разной температуры горения?

– Не всё тебе, Сорока, ведомо. Лир на ярмарке видал Полынь и мастерицу Скобель меж гостевых палаток. Вместе.

– Нет! – разом обронили Вий и Пимен.

Один вцепился в кучерявую шевелюру, второй прижал торчавшие уши, лишь бы не слышать наглую ложь.

– И я наткнулся на них однажды ночью, – неожиданно проговорил Лев и сразу же почувствовал кислый вкус совести на языке. – Они ругались.

– Как строгий мастер с нерадивым тупицей? – понадеялся Вий.

– Э… как простые мужчина и женщина.

Сквозь стон Пимен взмолился судьбе:

– Неужто, чтобы привлекать красоток, мне надобно превратиться в заросшего щетиной дохляка с поветрием перегара.

Близился обед, большая часть вьюнов покинула продуваемый класс, и ребята засобирались вдогонку.

«Совсем скоро и меня оставит страта Ветра», – осознал Лев.

Омовение – хорошая подмога для раскрытия чар, прощупывания «искры», из-за которой они разгораются. Также ни шатко ни валко трубочист освоил Приказы. Мастер Скобель, несмотря на неразборчивость в мужчинах (Лев впервые испытал ревность), научила управлять его механизмами, работающими на сервомасле.

«Мне бы радоваться: простому трубочисту полученных навыков хватило бы на оставшуюся жизнь», – с горечью признался себе Лев.

Обеденный зал пропитало всеобщее возбуждение. Вечером намечалось долгожданное событие. В край Собора прибыла команда по игре в жаролёд, сплошь состоявшая из дворян, да к тому же офицеров царской охраны.

После ярмарки по башне витали слухи о немилости царя. Поговаривали, будто нападение организовали нарочно во время его приезда, чтобы подточить независимость Собора. Куратор Гораг Мерзляк в каком-то нервном срыве лепетал прилюдно о том, как с его долгами царская длань сразу схватит за шкирку. Даже среди вьюнов находились те, кто утверждал, что после насильственного присоединения Собора к Министерству Просвещения, от страты Ветра избавятся, как от причуды Кагорты.

Приезд царских игроков в жаролёд даровал многим успокоение.

– Увидимся вечером, Лев, – попрощался Вий, когда они подошли к обеденному столу вьюнов.

Трубочист замешкался, пытаясь припомнить об их общих делах.

– Т-ты разве не идёшь с нами на арену? недоумевал Клим.

– Поглядим вместе на то, как Аскольда Миронова раскатают в лепёху, – вожделенно произнёс Вий.

– Непременно размажут. Так ведь, хлюпик? – проворковал Пимен, кормя питомца. Ёж одобрительно хрюкнул, высасывая из платка молоко.

Безоговорочно лучшей командой Собора являлись всполохи Аскольда. Именно им предстояло защитить честь Трезубца. Лев понимал, насколько для ребят заманчива возможность увидеть поражение неприятеля. Однако сам он считал, что для них ничего не поменяет игра с царскими любимцами. Аскольд продолжит измываться над стратой Ветра и подначивать на то остальных подмастерьев.

– Встретимся на арене, – неуверенно согласился Лев.

Оставив вьюнов, мальчик направился на кухню, где его ждала миска супа из квашеной капусты. День и без того приобрёл кислый вкус. После работы он с удовольствием бы глянул на то, как ребята катаются на пруду.

Команда вьюнов едва ли не каждый вечер выбиралась на тренировку, чтобы отработать мастерство в жаролёд. Ведь скоро вновь начнутся игры. Ребята приглядели лёд у руин на пруду. Под надзором старшекурсников из страты Воды место превратилось в тренировочную базу. Помимо занятий с Вольноступом, команда Первыша именно там упражнялась в игре. Они считались единственными, кто способен дать отпор Аскольду Миронову на льду.

У развалин всегда наметает меньше снега, да и торчавшие изо льда каменные огрызки служили завидным укрытием от ветра. Договориться о тренировках у руин вьюнам помог Матфей. Он выбивался из сил, чтобы в следующем году