Артефакт будущего. - Людмила Вовченко Страница 3

Ниша как ниша — если вы жили в квартире мечты из журнала: мягкий свет, поверхность, похожая на мрамор, только тёплая, и стоящий на подставке предмет, который не мог определиться, он кресло или объятие. «Садитесь», — подсказал запах — лёгкая ваниль. Лида присела — и кресло потекло под поясницу так, что у неё из горла вышло предательское «ммм».

Перед глазами расплылась дымка — не серый туман из музея, другой. Радужный, как бензиновая плёнка на луже. Внутри проявилась строка:

«ЛИДИЯ УДАЧА?»

— Да, — сказала Лида. — Сама в шоке.

«ВАШЕ ИМЯ — СЧАСТЛИВОЕ. МЫ ЛЮБИМ ТАКИЕ СОВПАДЕНИЯ.»

— Кто «мы»? — машинально спросила она, но дыма уже не было. Два жёлтых огонька, как глаза гигантской кошки в темноте, посмотрели на её запястье. Золотая нить там вспыхнула и на секунду стала ярче — словно отвечала невидимому собеседнику.

Кресло отлипло. Пол рядом открылся, и из него выехал ящик — тонкий, как пицца в коробке. Он мягко «встал» к её ногам. На крышке просто: «КОМПЛЕКТ».

— Это мне? — Лида ожидала, что из-за угла выскочит строгая тётушка с вопросом «а чек?», но тётушки не было. Она сунула пальцы под крышку — и нащупала ткань. Вынула.

Платье. Нет, не платье. Комбинезон? Вторую кожу. Материал тонкий, тянущийся, как шелковая резинка, с россыпью микрозазоров, которые на свет выглядели как звёздная карта. Цвет… Лида ухмыльнулась. «Хамелеон». На ладони — серо-стальной; стоило наклонить — уходил в глубокий графит с бирюзовым отливом.

Под ним — плоские ботинки — вроде кроссовок, только подошва — как слоёный пирог из прозрачных пластин. Рядом — какая-то полоска — браслет? — и очки, тонкие, как линия подводки.

«ДЛЯ НОВЫХ СРЕДЫ ПОЛЕЗНО ИМЕТЬ СРЕДУ НА СЕБЕ», — проплыла в воздухе фраза. Напоминание не настаивало. Но Лида, махнув на свою «рабочую» одежду, решила, что быть человеком в джинсах и футболке в городе из жидкого света — это как прийти в оперу в тапочках. «Ладно, буду космической Анной Карениной. Только без поезда».

Раздевалка нашлась сама собой: стена чуть растаяла, выпуская из себя комнатку, и сложилась назад, как вода за спиной ныряющего. Лида шагнула внутрь — и вдохнула. Здешний воздух пах… Лида уткнулась в собственный рукав. Пахла ткань. Причём пахла ею самой. Не ароматизатором «женская энергия», не мылом — именно её кожей, её шампунем с запахом лимона, её привычной чужой нежностью. Она ощутила что-то вроде глупого облегчения. «Спасибо, город. Вы слишком внимательны. Но приятно».

Комбинезон лёг на тело как действительно вторая кожа. Он не облегал — обнимал. На плечах — лёгкая прохлада, на животе — комфортная поддержка, на спине — как ладонь, которая говорит «я здесь». Лида скосила глаза в зеркало — зеркало тоже возникло тут же, как в сказке «по щучьему велению» — и чуть не улыбнулась своему отражению. Не фотомодель, нет. Но линии стали чище, талия — чётче, ноги — длиннее. Глаза — всё те же, карие, слишком честные. Золотая нить на запястье в новом наряде смотрелась как часть дизайна — дорого, странно, чуть вызывающе. Браслет защёлкнулся сам — на секунду прохладой прижал кожу и отстегнулся — оставшись как ничего. Очки сели на переносицу — и исчезли. Нет — не исчезли: мир добавил вторую глубину. На краях зданий тонкими штрихами появились комментарии — не слова, а значки: «пища», «вода», «сад», «тихая зона». Если смотреть чуть в сторону, эти значки таяли. Если сфокусироваться — возникали подсказки. «AR, детка. Только без рекламы памперсов. Это ли не счастье?»

Она вышла обратно в зал. Несколько человек скользнули мимо — их ткани шептали и светились. Цвета — не кричали, а текли: кто-то был как вода в сумерках, кто-то — как дым от ветвистого костра, кто-то — как мох на камнях. Лица — разные, но общее — спокойствие. Ни одного «я спешу, у меня летучка». «Вы или все бездельники, или просто умеете жить», — пробормотала Лида. Город, кажется, ухмыльнулся ей ароматом печёных яблок.

Мятная тропа снова замахала хвостом. На этот раз она потянула её вглубь, куда зал с панелями переходил в пространственный коридор, а коридор — в… пешеходный дождь. Нет, дождя не было. Были световые нити, падающие сверху — редкие, мягкие. Они не касались кожи. Зато касались запахом: лёгкий жасмин — «тише», капля грейпфрута — «переход», и тонкая-тонкая нота горького шоколада — «опасная зона». Лида шла и ловила себя на том, что начинает мыслить носом. Это было нелепо и приятно одновременно. Где-то внутри включился «режим авионики»: «разведданные по пяти каналам: визуальный, тактильный, обонятельный, звуковой, внутренний. Полёт проходит нормально, капитан Удача на связи».

Коридор завершился вздохом — и перед ней распахнулась площадь. Не такая, как первая — больше, свободнее, с видом на… море. Лида остановилась. Море не было водой. Это было небо — близко-близко, как чашка, поднесённая к губам, перевёрнутый купол. По нему шли стаи. Стаи не птиц — стаи аппаратов. Одни — как тонкие стрелы с прозрачными крыльями; другие — как цветы с лепестками, которые вращались, обнимая воздух. Третьи — как медузы, мягко толкающиеся без ветра. Они летели почти бесшумно, только иногда по площади пробегал низкий тёплый гул, от которого хотелось подтянуть носки на ногах. Лида стояла, открыв рот, и чувствовала, как в груди распускается старое, почти забытое чувство. То самое, из-за которого она любила самолёты. Восторг, в котором всегда, как корица в кофе, была щепотка страха.

— Вижу, — прошептала она, — вы, значит, решили, что законы аэродинамики — это советы, а не правила.

По краю площади тянулись ряды — не «лавки», а островки. На одном парили чашки — кофе, но не тот кислый офисный, от которого хочется скрести язык. Аромат — глубокий, тёплый, с нотами какао и тоста. На другом — прозрачные сферы, внутри — зелёные, как изумруды, салаты, которые сами крошились в вилку. На третьем — что-то жарилось на невидимом огне — нити дыма пахли кориандром и лимонной цедрой. В центре — стол, на котором лежали… книги? Настоящие. Бумажные. Люди брали, листали, возвращали. Лида потянулась и погладила корешок. Бумага шуршала, как заварка в чайнике — глухо, обещающе.

— Скажите, — обратилась Лида к островку с кофе, — у вас принимают карты «я из прошлого, меня только что сюда выкинуло»?

Островок ответил — не человек, а