Ты ошибся с первенцем, дракон! - Лена Валевская Страница 3

у меня словно камень с души свалился — с моей девочкой всё в порядке! — и одновременно включился режим медсестры. «Дедушке» плохо бывает лишь в одном случае. На самом деле, конечно же, с пожилым человеком могло произойти всё что угодно, но практика и опыт шести лет жизни под одной крышей показали: конкретно этот представитель поколения «дедушек» здоров, бодр, полон сил и готов еще лет двести заниматься своей любимой научной деятельностью.

А ситуация под кодовым названием «Дедушке плохо» вполне обыденная, привычная и легко поддается исправлению.

Смущала лишь бурная реакция дочери.

Быть может, дело в упущенном времени? Ведь меня не было дома, когда хозяина усадьбы накрыл очередной приступ. Вдруг там уже всё настолько плохо, что дальше просто некуда?

Я бросилась вглубь дома, в кабинет ученого.

— Нет! Мама! Он в столовой!

Подкорректировала курс и направление.

Дом у нас, по меркам Столицы, небольшой. Две спальни и детская на втором этаже, гостевая комната, кабинет и столовая с кухней на первом — по разные стороны от большого холла и лестницы наверх. Имелись еще и замечательные, удобные в техническом отношении санузлы, по одному на этаж, что в свое время не могло не радовать, когда лишний раз отходить от колыбельки со спящим младенцем казалось смерти подобным.

— Дядюшка!

Икарт Кеттэльбрахт, ученый с мировым именем, последний представитель славного аристократического рода и человек, некогда приютивший чужеземную бродяжку, задыхался на полу столовой между столом и окном. Ветер раздувал занавески, обнажая кусочек голубого неба.

Лицо и шея дядюшки опухли, побагровели, пошли крупными пятнами, а из груди вырывались нехорошие хрипы.

Я упала перед ним на колени и привычно коснулась ладонью его горячей щеки. Можно было обойтись любой частью тела, но вот так, кожа к коже, было эффективнее всего.

Закатившиеся глазные яблоки Икарта сигналили, что дело совсем плохо и он почти потерял сознание. Подключаем крайние меры. Я легла рядом со стариком и прижалась к нему всем телом. Если понадобиться, я готова была раздеться и увеличить площадь обнаженной кожи, но эта, действительно самая крайняя, мера не понадобилась.

К счастью, мир, куда меня угораздило попасть, не был еще одной версией консервативного средневековья. Обнять представителя противоположного пола, который родственник тебе лишь на бумаге, не порицается и не запрещается. Максимум, к чему приведет прикосновение к незнакомцу — недоумение и просьба не лезть в личное пространство. Женщин не загоняли в рамки и условности, от которых взвыла бы любая феминистка, не осуждали за свободное поведение или излишне откровенное платье.

Разве что к добрачным связям относились куда строже, чем хотелось бы. Нет, они не считались чем-то ужасным. Одинокая женщина с ребенком никого не заставляла морщиться и перейти на другую сторону улицы. И в правах на наследство бастарда никто не станет ущемлять. И всё же, всё же…

Аристократы, эта богатая и гордая элита Ку-Ай-Дэри, трясутся над чистотой крови и щепетильны в вопросах выбора спутниц жизни. Им подавай лишь скромных девственниц, а женщины, посмевшие упасть в пучину страсти до брака, немедленно падали и в глазах знати Великого Мира.

Может, именно поэтому он так повел себя в ту памятную ночь?

Знакомо заныла давняя незаживающая рана в сердце. Я упрямо мотнула головой, не позволяя себе отвлекаться, и загнала в глубокое подполье поплывшие в сторону дракона мысли. Только не сейчас, когда от оперативности моих действий зависит жизнь близкого мне человека.

Яркая краска на лице дядюшки медленно бледнела, дыхание начало выравниваться. Отек спадал за считанные секунды. Икарт приходил в себя. Убедившись, что опасность миновала, я отодвинулась и села на колени, а ладонью сжала легонько руку своего пациента. Этого вполне хватит, чтобы окончательно снять остаточные симптомы его недуга.

С Икартом мы познакомились шесть лет назад примерно при таких же обстоятельствах. Я брела по улицам Столицы, совершенно потерянная, измученная и голодная. Чужая в этом мире и без возможности вернуться в свой. Всего неделя прошла с момента, когда мое нечаянное счастье разбилось о жестокие слова: «А эту бросить в темницу! Такие заслуживают самой страшной казни!»

Произнесенные тем, кто еще несколько часов назад шептал о любви, покрывая мое тело жаркими поцелуями.

И мне пришлось бежать. Бежать в никуда, без оглядки, без надежды.

Сколько я скиталась по чужому безучастному городу, прячась от патрулей, шарахаясь от прохожих, слабея от голода, утоляя жажду единственным за это время дождем? На самом деле недолго— дня три или четыре. Но они казались мне вечностью.

Пока не наткнулась на человека, которому было куда хуже, чем мне. Я хотя бы сохранила жизнь. А он умирал. Задыхался на глазах у толпы зевак, прямо посреди улицы. Благородного вида худощавый пожилой человек лет шестидесяти, в дорогом костюме, еще не седой, но уже со слегка посеребрённой густой шевелюрой.

Сердце прихватило? Приступ астмы? Подавился?

Я растерянно глядела на людей, не приближающихся к умирающему ближе чем на десять метров.

— Чего вы смотрите? Срочно вызывайте помощь! — закричала я равнодушным зрителям.

Вроде приличные с виду люди! Как они могут вот так просто стоять и глазеть на мучения пострадавшего?

— Не поможет ему помощь, — послышался чей-то печальный голос. — Эх, жаль старика. Но его уже не спасти.

Я не верила своим ушам. Неужели жители Великого Мира настолько черствы и ужасны?

Я так не могла. И пусть сама была на грани отчаяния и голодного обморока. Сострадание — это ведь нормальная часть человеческой натуры, верно?

Меня не смущало, что прочие люди шарахались от умирающего, как от чумного или прокаженного. Удивляло, но не смущало. Это их выбор, их совесть…

— Не вздумай применять магию, — сказал кто-то из толпы, когда я опустилась перед пострадавшим на колени и взяла его за руку. Не спасу, так хоть не дам этому несчастному умереть в одиночестве. — Это же Икарт Кеттэльбрахт. Только добьешь старика.

Я не поняла, к чему это было сказано. Какая магия, о чем он? О ней мне, совершенно бесталанной, приходилось лишь мечтать. Это в книгах героиня, угодившая в другой мир, получала бонусом если не суперспособности, то, как минимум, какие-нибудь волшебные силы или умения, которые затем успешно прокачивала до уровня «Бог».

Мне не повезло. Как была обычным человеком на Земле, так им и осталась. И если на моей родине это было в порядке вещей, то в Ку-Ай-Дэри, где любой чих завязан на магии, пустышки вроде меня были обречены обходиться костылями в виде работающей от артефактов техники.

— Смотри-ка, он приходит в себя, — произнес за моей спиной кто-то с недоумением.

Я сфокусировала