Гибель титанов. Часть 2 (СИ) - Чайка Дмитрий Страница 24

Дикая административная система лишь на первый взгляд казалась таковой. Даже римляне на пике могущества оставляли на окраинах власть природным царям. Тот же Ирод Великий в Иудее… Только политическая гибкость и готовность сохранять часть власти и доходов за местными элитами позволят удержать собранную из лоскутов империю. Иначе разорвет ее на куски в одно мгновение, а принесенные в эту землю оружие и технологии приведут к неслыханному доселе кровопролитию и разрушат торговлю.

Самослав напряженно размышлял. Ведь пока ему удается главное: Темные века могут и не наступить. В ТОЙ реальности они пришли в Европу после того, как арабы перекрыли морские торговые пути. Они захватили Египет и Карфаген, а потому корабли из Марселя и Барселоны в Константинополь и Газу плавать почти перестали. Упала торговля, за ней упало ремесло, а за ремеслом — денежное обращение. Деньги стали не нужны, ведь их нельзя есть. Монастыри и виллы знати начали все производить сами, лишив работы мастеров. А потом люди побежали из городов в деревни, чтобы найти там кусок хлеба.

— Море! Вот ключ ко всему! — шептал он сам себе. — Ведь совсем немного осталось! Не дать арабам построить флот! Не дать! Иначе конец всему! Ведь вся Римская империя — это всего лишь огромный ЧОП, охраняющий торговые пути, и ничего больше!

Кто-то ласково обнял его сзади. Мария! Он узнал ее запах.

— Все думаешь, государь муж мой! — услышал он мелодичный голос. Она так и не избавилась от легкого акцента. — Тебе надо отдохнуть. Я собралась в баню. Пойдешь со мной? Мой массажист мигом приведет тебя в порядок. Он просто волшебник.

— Можно, — подумав, ответил Самослав и ущипнул ее за зад. — Ваша царственность не хочет сделать мне массаж сама?

— Для нашей царственности сие будет невместно, — заразительно расхохоталась Мария. — Хотя… если римский император издаст эдикт, я буду вынуждена подчиниться. Пойдем, Само! У тебя усталый вид.

— Сходим, обязательно сходим, — рассеянно сказал Самослав, который вновь поскучнел. Он вернулся к своим невеселым размышлениям. — Мы не успеваем, Мария. Осталось лет десять, не больше, и мы увидим мусульман в море. Не нужно много ума, чтобы из купеческих кораблей сделать десантные. Кипр попадет под удар первым. Потом Крит и острова. Я уже и так и этак думал. У меня нет кораблей, чтобы перекрыть все Средиземное море. Есть одна эскадра в Триесте и еще одна в Александрии. И людей обученных столько нет. А если бы и было, то нет денег, чтобы все это содержать. Это же какая-то безумная прорва золота нужна. Египет почти ничего не дает, и даже по долгам пока не расплатился. Святослав с моим братцем выпросили новую отсрочку. Словенские земли нищие, и мы получаем оттуда воинов. Только Триест и Новгород кормят нас, соль и мануфактуры. Но этого слишком мало, чтобы подготовиться к новой большой войне.

— Ты не хочешь распечатать кубышку в Солеграде? — прозрачно намекнула Мария. — Там достаточно денег.

— А что делать потом, когда они закончатся? — невесело усмехнулся император. — Да не так уж и много там осталось, если честно. Я давно ее распечатал. На что я, по- твоему, ставлю крепости на востоке. Мы построили стены в Тулузе, замки в Баварии, Аллемании и Тюрингии… А еще собор в Братиславе. Патриарх Григорий не поскупился, знаешь ли. Мне недешево обошлось счастье иметь двух жен.

— Италия? — вопросительно посмотрела на него Мария.

— Разорена дотла, — покачал головой Самослав. — Лет двадцать нужно, чтобы мы начали получать оттуда более-менее существенные суммы. Збыслав хочет виноградниками там все засадить. Я склонен с ним согласиться, но это долгая история. Лоза не родит в первые годы.

— Сицилия? — спросила Мария. — Нет, это война… Африка!

— Думаешь, экзарх Григорий уже созрел? — с сомнением посмотрел на жену Самослав.

— Думаю, да, — кивнула Мария. — Сведения из Карфагена приходят самые обнадеживающие. Местные епископы чуть ли не анафеме готовы предать константинопольского патриарха.

— А письмо сделали?

— Уже давно, — кивнула Мария. — И печать тоже. Сам мастер Хейно резал. Не отличить от настоящей.

— Коста где у нас? — спросил Самослав. — Все с молодой женой милуется?

— Он в Триесте, Само, — покачала головой Мария. — Письмо окажется там через неделю, если ты прикажешь. А Константин отправится в Карфаген и сделает все как надо. Звонимир посвятил его в детали. Они уже все отработали до мелочей.

— Хорошо, — кивнул император. — Действуйте. Пора всколыхнуть это ромейское болото. По-моему, в Африке уже лет сто ничего не происходило. С тех самых пор, как Велизарий расколотил вандалов…

Через месяц. Карфаген. Африканский экзархат.

Коста сошел с корабля, прибывшего из Константинополя. Точнее, так сказал кентарх этой посудины портовому служащему, который бросился к ним, сияя людоедской улыбкой. Коммеркиарий, который взошел на борт, очень рассчитывал на небольшую мзду, ведь в империи, разоренной войнами, жалование задерживали месяцами. К его разочарованию, товара тут не было, ведь корабль привез делегацию столичных чиновников, которые прибыли с посланием к самому экзарху.

Коста с важным видом подозвал коммеркиария и приказал.

— Во дворец гонца пошли. И быстро! У нас письмо от самого святейшего патриарха! Приказано лично в руки отдать.

— Слушаюсь, превосходнейший… — выжидательно посмотрел на Косту чиновник.

— Геннадий, — милостиво ответил Коста. — Протоспафарий Геннадий. Так и доложите сиятельному.

— Сию минуту передам начальнику порта, превосходнейший, — скроил умильную рожу чиновник и ускакал со скоростью, достойной призового жеребца. Ему безумно хотелось поскорее спихнуть с себя обузу государственных дел и заняться тем, к чему тянулось его истерзанное нищетой сердце — к сбору взяток с купцов.

Их поселили в одном из покоев дворца. Экзарх Григорий пообещал принять их позже. Ему было недосуг, он охотился. А письмо от патриарха-монофелита было последним, что он хотел бы взять в руки. Ведь экзарх Африки — последовательный защитник православия, и новомодных столичных веяний не одобрял. Более того, карфагенская епархия считала монофелитство тягчайшей ересью, находясь в полнейшем согласии с римскими папами, епископами Испании и новым патриархом Александрийским и Братиславским.

Вот потому-то Коста, предоставленный сам себе, решил побродить по городу. Его небольшая свита, изображавшая мелкую чиновную братию, побежала в ближайшую харчевню. Им ничего не оставалось, кроме как пить вино и закусывать его местными устрицами. А они в Карфагене превосходны. Таких нигде нет, кроме Нейстрии, пожалуй. Но там их едят только в случае самой отчаянной нищеты, а здесь почитают изысканным деликатесом, лучшей закуской к густому и сладкому вину из Газы, которое привозят в местный порт каждый день.

Здесь совсем ничего не осталось от древнего города, разрушенного Сципионом Африканским, и почти ничего не осталось от Карфагена римского, который когда-то разорили вандалы. Тут еще функционировал ипподром, где давали скачки, и сохранился театр, в котором давно уже не давали ничего. Лицедейство считалось греховным занятием. И лишь плясуны на канате, акробаты и мимы развлекали народ на ярмарках. На это святые отцы смотрели сквозь пальцы.

Пыльный город, скучившийся вокруг порта, не привлек Косту вовсе. Тут не было кричащей роскоши Константинополя, бесконечной суеты Триеста и чопорной тишины Братиславы. Богатые дома Карфагена больше напоминали крепости, а бедные оказались обычными на Востоке лачугами с плоскими крышами. Столетия мира, когда римские города не имели укреплений и строились широко, давно прошли. Теперь дворцы украшались не мраморными портиками и колоннадами, а толщиной грубых каменных стен. Угрюмые громады с подслеповатыми окошками, закрытыми крепкими ставнями — вот жилище карфагенского богача. И все эти дома теснились внутри стен, которыми спешно опоясались города, разбирая для строительства ставшие ненужными театры, языческие храмы и библиотеки.