Системный Творец III - Александр Сорокин Страница 2

Вальтер вздохнул, тяжело, по-стариковски.

— Если мы не будем постоянно искать новые кадры, не будем бросать в топку Системы тысячи людей, чтобы получить одного, но сильного бойца, то все население Империи, а скорее всего, и мира, будет обречено. Лес начал свое движение. Его нынешняя активность — это не случайная атака, а генеральное наступление. Поэтому, время, отведенное нам, подошло к концу. Наша империя, Санкталия, долгие годы находилась на границе с Лесом. Мы лучше всех представляем, на что он способен. А наши «соседи»… — он с презрением скривил губы. — Империи Карнхейм и Тиарнвал увидели в наступлении Леса не угрозу, а шанс откусить от нас кусок побольше, расширив свои владения. Идиоты. Слепцы. Они своими руками роют могилу всему человечеству, помогая Лесу уничтожить нас.

Он посмотрел на меня прямо, и в его глазах я впервые увидел нечто, отдаленно напоминающее человеческую эмоцию. Что-то вроде усталой жалости.

— Тебе не повезло родиться и жить в самое темное время, какое только можно представить, мальчик. Потому завтра утром тебе, как и всем, придется пройти Инициацию. Попытаться возвыситься… или умереть в процессе. И я… всей душой надеюсь, что ты пройдешь. Хочу я этого? Как дядя — нет. Лучше бы ты был простым парнем. Но как слуга Империи, как человек, видящий бездну… Да. Я хочу, чтобы ты выжил.

Его слова бились в моем сознании, как птицы о стекло. Лес. Война на три фронта. Смертоносная Инициация. Лазутчики Высших Миров. Все было гораздо хуже, чем я мог предположить. Мой город был всего лишь крошечной песчинкой в жерновах мировой катастрофы.

И именно это осознание заставило меня говорить. Голос прозвучал чужим, но твердым.

— Я хочу попросить тебя об одолжении.

Вальтер с интересом склонил голову.

— В пределах моих полномочий и разума, я сделаю все, что смогу.

— Сколько обычно длится Инициация? Сколько времени она занимает?

— Всё индивидуально. От нескольких мгновений… до нескольких часов. Максимальное зафиксированное время пребывания в процессе — двое суток. После этого человека считают погибшим.

— Тогда я прошу вот что. — я выдохнул, чувствуя, как сердце замирает в груди. — Позволь мне пройти Инициацию первым. И дай мне три дня. Если за три дня я не вернусь… тогда делай с остальными то, что должен. Но пока я там, никто другой в городе не должен проходить ритуал.

Вальтер замер. Его пронзительный взгляд изучал мое лицо, словно пытаясь найти скрытый смысл или обман.

— Три дня… Нестандартно. На каком основании?

— На основании того, что я твой племянник. — с горькой иронией произнес я. — И на основании того, что у меня есть… кое-какие соображения. Возможно, я смогу найти там то, что вы годами ищете снаружи.

Он долго молчал, его пальцы барабанили по колену. Наконец, Вальтер медленно кивнул.

— Хорошо. Я объявлю об этом завтра. Три дня. Ни минутой больше. Но предупреждаю, Макс… Шансов у тебя мало. Статистика — вещь неумолимая.

— Я уже должен быть мертв, дядя. — хрипло произнес я, поднимаясь с дивана. — Несколько раз. А я всё еще здесь.

На этом наш разговор закончился. Вальтер вышел из дома так же бесшумно, как и появился, растворившись в ночи. Я постоял несколько минут, опираясь лбом о прохладный косяк двери, пытаясь привести в порядок разбегающиеся мысли. Сгреб в охапку бревна «Живой Древесины» и побрел обратно в мастерскую к Орну.

Старик сидел на своем рабочем стуле. Он вздрогнул, когда я вошел.

— Макс? Что случилось? Ты словно призрака увидел.

— Хуже. — я с грохотом бросил бревна на пол. — Имперский системщик. Вальтер. Он… приходится мне дядей. Братом моего отца.

Орн вытаращил на меня глаза. Его лицо, обычно жилистое и выразительное, превратилось в маску удивления и ужаса. Он медленно покачал головой, беззвучно шевеля губами. Казалось, слова никак не приходили ему в гллову. Наконец, он прошептал:

— Матерь богов… Значит… вот откуда…

— Откуда что? — резко спросил я.

— Ничего. — он отмахнулся, снова поникнув. — Просто… теперь многое становится на свои места. И что это значит?

Я рассказал ему всё. О смерти Первого Игрока, об истинной причине опасности Инициации, о войне миров и о моей просьбе. Когда я закончил, в мастерской повисла гнетущая тишина.

Орн сидел, опустив голову на руки. Он выглядел разбитым и постаревшим на десяток лет.

— Идиот. — тихо прошептал старик. — Отчаянный, благородный идиот. Лезешь в пасть дракона, чтобы спасти овец.

— У меня нет выбора, Орн. Или я попробую, или завтра здесь начнется бойня. Я видел, как проходила Инициация, поэтому не могу допустить, чтобы Лина, бабушка Аглая… ты… исчезли.

— Я знаю, — он поднял на меня взгляд, в котором плескалась неизбывная печаль, — и принимаю твой выбор. Ты мой ученик… почти сын. Я не могу тебя остановить.

Он тяжело поднялся, отшвырнул ногой какую-то непонятную заготовку, над которой работал.

— Всё. На сегодня хватит. Идем домой. Тебе нужно выспаться. Перед… боем.

Мы молча потушили свет и вышли. Ночь оставалась такой же тихой и зловещей. Шагая в полной тишине, каждый из нас погрузился в свои мрачные размышления. Дома я тут же рухнул на кровать, провалившись в тяжелый, без сновидений сон, словно в черную бездну.

Утро наступило слишком быстро. Серое, безрадостное, оно ворвалось в окно с карканьем ворон. Я встал, чувствуя себя разбитым, словно не спал ни минуты. Внутри — пустота и холод. Решение было принято, пути назад не оставалось.

Я взял с собой на всякий случай кусок бечевки, надел свою лучшую, пусть и поношенную одежду: чистую рубаху и крепкие штаны. Не ради ритуала, нет. А для себя. Чтобы чувствовать себя… собой. Воином, а не жертвой, обреченной на заклание.

Орн, уже одетый и молчаливый, ждал меня у двери. Мы вышли. Воздух был холодным и густым, пахло дымом и страхом.

Едва мы свернули на главную улицу, как из переулка показалась Лина. Увидев нас, она ускорила шаг, ее лицо было бледным, а под глазами залегли темные тени. Рядом с ней шла ее мать — женщина с такими же глазами. За ними тянулась целая вереница ребятишек: двое мальчишек и совсем крошечная девочка. Я впервые видел ее семью в полном составе. Оказалось, что отца у них нет. Лишь мама, державшаяся с удивительным, гордым достоинством, и четверо детей. Семья была большая, и, что было видно невооруженным глазом — бедная. Одежда на них была поношенной, но чистой, лица — худыми. Впрочем, в нашем районе иначе и не бывало.

Лина молча подошла и взяла меня за руку. Ее пальцы были ледяными и мелко дрожали. Я сжал их в ответ,