Дети, сотканные ветром - Артём Ерёмин Страница 18

Он положил камень между ладонями, и его тело втянуло в себя всё сияние, обнажив источник, державшийся в простенькой медной оплётке.

– Янтарь! И в нём крохотное дерево?

Лев в восторге осматривал мирные блики, гуляющие по венам на руках, и не заметил, как с морды филина сошло напряжение.

– Вы ошибаетесь. Маме не по карману… Я о таком в жизни не слышал.

– Воистину/подобия/не сыщешь.

Красоту янтаря Лев видел в его зелёном оттенке и заключённом внутри ростке дерева, хотя и казавшемся неуклюжим и хилым. С двумя сухими крохотными листочками росток походил на растеньице засушливых степей.

– Тут отколот кусочек. Хотя и таким он стоит огромных денег. Да что я говорю, камень же волшебный. Вы точно ошибаетесь.

Филин взъерошился. Похоже, обвинение в промашке он принимал близко к своему крошечному сердцу.

– Возмутительно/глупый/мышонок. Софье/дар/хранителя/сокровища.

Филин ухнул, что впервые сблизило его с лесным необразованным братом. Собственные слова показались ему неожиданными.

– Вы знали мою маму? – Лев выпрямился в полный рост, янтарь повис на тесьме и, лишённый прикосновения с телом, вновь налился медленным светом. – Кто дал янтарь моей маме? Мой отец? Ваш хозяин?

Филина передёрнуло, оперение на нём вздулось, и глаза сощурились. Нешуточная угроза исходила от крылатого хищника.

– Незнание/мира/спасёт/дурака. Прощу/единый раз.

Мальчик не нашёл достойного ответа и только кивнул в знак того, что уяснил, какую допустил неосторожность. Просто он привык видеть на ярмарках Петербурга, дивных пташек, заключённых в клетку. Везде и всегда рядом с ними находился владелец, готовый ублажать слух покупателя, лишь бы выручить за товар больше денег. Этот же филин – особенная птица, вольная и приспособленная к человеческому мышлению, поэтому Лев не терпел встреч с его неподвижными глазами.

Теперь под светом фонаря и без шали проявились огрехи в его облике. Ржавые цвета в окраске пугача проступали из-за пожилого возраста. Некоторое оперение местами обожжено, кое-где выпирали старые травмы, и уши оказались неравной длины, и ни одно из них не было целым. Лев присмотрелся к шее пугача, на что тот втянул голову глубже плеч. Мальчик потупил взгляд, он и сам не понял, почему вдруг испытал стыд. Под перьями в шее филина пряталась решётка, похожая на радиоприёмник.

Видимо, благодаря этому приспособлению птица овладела человеческой речью. Желал ли этого сам филин?

Впредь Лев решил быть рассудительней. Мало ли что творится в пернатой голове.

– Извините, – начал он. – Ведь я вправду ничего не знаю о вашем мире. Не знаю ваше имя, и в какое странное место мы пришли.

– Имя/избрано/Дуромор, – надменно сообщил филин, всецело полагая, что на мальчика известие произведёт нужный эффект. Он с прищуром осмотрел обстановку. – Странный/кавардак.

Не предупреждая, пугач перелетел на другой конец зала, набитого ветхим старьём. Лучезарный янтарь прогнал тени, и сцены с чучелами переставали казаться Льву жуткими. Они скорее походили на несуразную пародию на повседневность.

Впрочем, как мальчик отметил про себя, с появлением пылающего камня сомнения и страхи рассеялись. И всё же главной особенностью янтаря было то, что когда-то им владела мама. Вплетённая в удивительную историю, которая происходила со Львом, она после смерти подарила сыну надежду на хороший исход.

Филин ожидал мальчика на винтовой лестнице, тянущейся к потолку.

– Выведет/путников/город чаровников, – поведал пугач. – Снаружи/не разговаривай/незнакомцев.

– Мы разве выйдем наверх не вместе? – переполошился Лев.

– Птице/место/небе. Нет/толпе. Ищи/мой след/на крышах.

Дуромор взлетел, по обычаю, не вдаваясь в подробности, в которых так нуждался мальчик. Сделав вираж, он выпалил, прежде чем исчезнуть:

– Береги/камень/чужих рук!

Перескакивая ступени, Лев добрался до верха. Следы филина виднелись на горке слежавшегося пепла, который завалил пол низкого прохода в светлую комнату. Осторожными шажками, чтобы не запачкать себя в саже, Лев пролез в него и тут же зацепился курткой за что-то. От неловкого движения послышался хруст швов, а далее громоподобно застучала складывающаяся лестница. В спину Льву ударила стена, и он уткнулся лицом в пепел.

– Чудесно, – угрюмо произнёс мальчик, вылезая в комнату. – Филину будет то ещё удовольствие.

Отныне закрытый проход был скрыт внутри большого котла, значительную часть содержимого, которого Лев выволок наружу.

В руке затрепетал и погас янтарь.

– Теперь ты дома, – понял мальчик и засунул камень в карман куртки.

После такого количества виданных странностей, закопчённый подвал с углём и оконцем под потолком казался заурядным и приветливым. Отряхнувшись по мере сил, мальчик поднялся к выходу и очутился за высоким прилавком, на котором восседал медный кассовый аппарат. И только он указывал на прошлое узкого помещения, потому как в остальном его заполняли гам с улицы и грузно плывущая пыль в лучах заколоченной витрины. Хотя была ещё лестница, ведущая на верхний этаж.

Лев, не сомневаясь, что и там поселилась разруха, поспешил заявить о своём присутствии:

– Извините! Прошу прощения, я здесь немного наследил! – сообщил мальчик и понял, что зря беспокоится, так как основная часть пола ушла на замену стекла в витрине. – Меня привёл сюда филин! Большой филин.

Звук его голоса, проскакав по лестничному маршу, пропал на втором этаже, схваченный кем-то. Будто кто-то загородил дверной проём наверху. Лев попятился к выходу и через широкую щель в витрине заметил на карнизе соседнего здания филина.

Поправив когтями тёмные очки, пугач расправил крылья.

– Постой!

Лев выбежал на улицу и едва успел отпрыгнуть от мчащегося во всю прыть человека. Не переставая повторять «опоздаю, опоздаю» чудак нёсся вверх по тесному проулку, держа одной рукой соломенную шляпу, а другой – кипу бумаги. Прохожие благоразумно расступались перед бегуном, они не испытывали подобной нужды и двигались с лёгкой торопливостью. Люди кидались друг с другом фразами, быстро в пример походке переговаривались, а их продолговатые