В спорте надо жить ярко! - Алексей Викторович Широков Страница 17

— Конечно, — спорить я не собирался. — Это долг каждого комсомольца, да и вообще каждого советского человека. А я и офицер, и энергет, так что точно не собираюсь отсиживаться в кустах.

— Ничуть не сомневался! — Шаронов с чувством пожал мне руку, тряхнув её пару раз от избытка эмоций и снова повернулся к своей компании. — Ну, что, не будем мешать молодёжи! Давайте посмотрим стадион «Шайба». Именно там будет проходить чемпионат по хоккею!

— Ты видел, как они на твои ордена косились? — стоило делегации комсомольских вожаков удалиться как девчонки принялись обсуждать встречу. Как оказалось, они прекрасно знали, кто был откуда. А вот я кроме немца никого больше не узнал, да и того только потому что уже видел. — Я думала чехословака и югослава удар хватит! А вот африканцы даже внимания не обратили, на нас пялились. Особенно на тебя, Сонь!

— Ну понятное дело, — Сикорская даже не подумала смутиться. — Это они здесь скромные, а у себя дома обвешиваются блестящими цацками с головы до ног. И никакой социализм этому не помеха. Так что медалей они навидались, а вот люди с белой кожей и волосами для них редкость.

— Не только, — я припомнил кое какие факты из прошлой жизни. — У некоторых народов Африки, в Танзании, например, альбиносов считают колдунами и рубят их на куски, чтобы сделать амулеты. И даже сейчас вряд ли что-то кардинально изменилось.

— Я в Африку не собираюсь, — отрезала Софья, ничуть не впечатлённая услышанным. — но, если хотят пусть попробуют. Посмотрим кто кого на амулеты пустит.

— Там двое Мастеров и один Командор. — осадил я разошедшуюся красавицу. — Не стоит нарываться. Вот если сами попытаются, тогда я лично им выступающие части тела оборву. Даже Командору. И арабам тоже, а то видел я как они на вас смотрели. Эти рубить не станут, целиком попытаются вас украсть в свой гарем. Знаю я их натуру! Обжабятся! Не отдам! Моё!

— Самодур и собственник! — припечатали меня подружки, но при этом прижались двух сторон, так, что сразу стало понятно — им понравилось. — Пойдём дальше? Время до церемонии пока есть. Не сидеть же весь день на стадионе.

Открытие олимпиады было назначено на восемь вечера, но уже с самого утра началось столпотворение. Спортсмены и зрители съезжались со всех концов мира, заселялись в гостиницы и номера, осваивались и шли гулять. Улицы олимпийской деревни грозились лопнуть от наплыва народа, рестораны были забиты, шампанское и более крепкие напитки текли рекой. А что, это ведь спортсменам нельзя, а остальным очень даже можно, а учитывая, что стадион, где планировалась церемония открытия вмещал пятьдесят тысяч человек становилось понятно, что гулянка грозилась затянуться на все две недели.

— Что-то партийных деятелей маловато. — мы бродили уже пару часов, потом перекусили в кафе и снова пошли гулять, так сказать, демонстрируя себя и достижения советской молодёжи лицом. — Я думал сюда всё ЦК съедется и первые секретари обкомов. Но пока человек десять видели и всё на этом.

— А ты хочешь, чтобы они все собрались в месте, которое можно одной техникой накрыть? — совершенно логично указала на ошибку в моих рассуждениях Соня. — Поэтому ты здесь ни Иосифа Виссарионовича, ни Лаврентия Павловича не увидишь. Я бы и Андрея Григорьевича не пустила, в свете последних событий, но он обязан присутствовать, иначе скандал будет. Тут ничего не поделаешь. Но отец говорил, что многие из партийных лидеров, кто обязан был ехать, в последний момент передумали и послали вместо себя замов.

— Ну да, как преференции получать, так они первые, а как рискнуть, так замы. — я презрительно скривился, но плеваться не стал. Советский комсомолец он ведь воспитанный! — Моя бы воля, я бы их прямо после олимпиады снял и отправил за полярный круг, мамонтов разводить.

— Снимать их никто не станет, ну как минимум сразу, — внезапно Леночка проявила довольно глубокие познания в политическом мироустройстве и подковерной возне высоких чинов. — Но на карандаш возьмут. И при случае припомнят. — и увидев мой ошалевший взгляд удивилась. — Чего? Я же не с Луны свалилась, у меня и отец уже генерал, да и в консерватории такие интриги, бывало, крутят, только диву даёшься. А я не дура, умею слушать и делать выводы.

— Дурой я тебя никогда в жизни не считал! — тут же отбоярился я. — Просто думал, что ты витаешь в творческих эмпириях, не обращая внимания на дела простых смертных. А тебе, отказывается, сверху видно всё. Поди уже думаешь, как этих замшелых пней подсидеть?

— Да зачем мне это? — отмахнулась Зосимова. — Вот если бы пришлось за право постановки бороться, тогда да. Зубами бы грызла. Но благодаря одному мальчику, у меня всего за пару лет уже две крупные постановки. На «Царевну-лягушку» билеты проданы аж до конца сезона, её включили в репертуар и планируют гастроли. «Пока горит звезда» тоже успешно идёт по всему Союзу и не только. В Берлине премьера была, а на следующий год обещают постановки по всей Европе. Знаешь, как мне все завидуют?

— Я знаю, — подала голос Сикорская. — На тебя анонимок уже три мешка лежит, отец показывал. Их ему пересылают. Если всё сложить, тебе два года непрерывного расстрела должны были дать за предательство Родины, распутность и криминальные наклонности.

— А потом они спрашивают, кто написал четыре миллиона доносов, — и видя непонимание, пояснил. — Наша западнофильская интеллигенция и разные диссиденты любят тыкать в большой террор времён ежовщины, но при этом скромно умалчивают, кто именно в то время писал анонимки друг на друга. Учитывая, что грамотных было не так много, несложно догадаться, кто именно это был.

— Так и эти тоже не бедствуют, — хмыкнула Софья, не став продолжать весьма скользкую в Советском Союзе тему. Я и сам то решился про это упомянут, потому что сейчас мы бродили по набережной, вдали от остальных гостей. — Там через одного профессора да заслуженные композиторы. Тех, кто помельче даже не читают. Бояться корифеи за свои места. Думают, что