Продавщица 4: А с платформы говорят… - Анна Наумова Страница 17

— Знаешь, — слегка забыв, где нахожусь, начала говорить я, — бабуля всегда говорила: «У каждого свой вкус и своя манера, кто-то любит арбуз, а кто-то — офицера». Вот, видимо, так и оказалось. Тебе хорошо с Власом, а Лиде — с Андреем…

— Какая бабуля? — вдруг спросила Вера, проницательно глядя на меня. — Твои же бабка с дедом еще в гражданскую войну погибли… Тебя тогда еще и на свете-то не было… А отца своего ты и не помнишь…

Елки-палки! Ну как я могла забыть! Это же там, в двадцать первом веке я — Галочка, которая с нежностью и любовью вспоминает свою любимую бабушку, давшую ей столько любви и заботы… А тут-то я — Дарья Ивановна, родившаяся на излете тридцатых годов, в крошечном подмосковном городке и выросшая рядом с Лидой и Верой, которые знают обо мне всю подноготную…

— Да бабуля, с которой я в Москве жила, в коммуналке, — выкрутилась я, в замешательстве чуть не порезав себе палец, и украдкой выдохнула…

— А-а-а, — понятливо протянула Вера и начала стряхивать картошку с доски на разогретую сковороду. — А я порой и забываю, сколько лет тебя не видела… Ладно, минут через двадцать все готово будет, зови Антонину Семеновну с мужем. Лаврентий Павлович у себя в лаборатории до вечера, раньше девяти не появится. О, и чайный гриб уже настоялся. Тебе отщипнуть чуток? Сама будешь растить!

— Давай! — охотно согласилась я, радуясь, что не выдала себя, и пошла звать соседей за стол.

* * *

Воскресенье выдалось просто замечательным. Соскучившись друг по дружке, мы с Верой почти целый день провели вдвоем. Влас с маленькой Лидой уехали на целый день в гости к ее однокласснице — они дружили семьями.

— Понятливый у меня супруг, — довольно сказала Вера, подкрашивая глаза в прихожей у большого зеркала. — Знает, что мы давно не виделись, дал нам возможность пообщаться.

Честно говоря, я не понимала, как у нее получалось ловко наносить макияж при помощи совершенно ужасной «Ленинградской туши». В упаковке, напоминающей спичечный коробок, находились сама тушь в твердом виде и маленькая кисточка для нанесения. Чтобы накрасить ресницы, моей подружке нужно было хорошенько потереть кисточку о тушь, а потом — немного намочить водой. Уже накрашенные ресницы она аккуратно разделяла иголкой, чтобы они не выглядели слипшимися. Я как-то в детстве попробовала накрасить глаза такой тушью, но ничего хорошего из этого не вышло — буквально через минуту вся она осела на моем лице и белой блузке, и я стала выглядеть так, как будто на меня кто-то стряхнул остатки угольной пыли. А вот у Веруси очень даже здорово получилось навести марафет. Разумеется, ни о каком объеме и подкручивании ресниц речи не шло, но накрасилась она вполне прилично.

— Ну что, пойдем? — Вера мигом натянула плащ, туфли, нацепила модный ридикюльчик и выпорхнула на лестничную клетку. Я последовала за ней. — Проведу тебе экскурсию по Ленинграду.

«Моему родному городу, в котором я прожила пятьдесят лет», — подумала я, но вслух, конечно же, ничего не сказала, решив, что буду, как обычно, притворяться. В конце концов, у меня это уже неплохо получалось целых три раза. Довольно быстро мы с подружкой доехали до центра города и, наслаждаясь последними теплыми деньками, неспешно прогуливались под руку, вспоминая забавные истории из нашей юности.

— Помнишь, как Лида от Андрюхи через окошко удирала? Не хотела она поначалу с ним встречаться.

— А как мы Новый Год в общаге праздновали? С футболистами…

— А как вы тогда со стилягами в парке Горького познакомились? А меня с собой не позвали…

— А как мы пластинки заграничные в обложках со стихами про Ленина прятали?

— А помнишь?

— А помнишь?

К слову, притворяться мне особо не пришлось. Я просто, разинув рот, глядела по сторонам, ощущая себя героиней какого-то кино. По-другому выглядел привычный Невский проспект, где мы так любили гулять в детстве с бабулей. Можно было запросто выпить воды из здоровенного автомата голубого цвета, воспользовавшись одним стаканом на всех. Вот автоматы я хорошо помнила… Кидаешь монетку, выбираешь воду — с сиропом или без, выпиваешь, ополаскиваешь и ставишь обратно.

Какими-то другими были и Летний Сад, и Львиный мостик на канале Грибоедова… Нет, внешне все выглядело почти так же, как в моем детстве, но… все равно не так. Как будто это были не мои, родные, исхоженные вдоль и поперек места, а достопримечательности семидесятых, которые были воссозданы на киностудии. Будто бы я смотрела на ожившие открытки…

— Пойдем на «Афоню»? — предложила вдруг Вера, когда мы уже вдоволь находились и устали. — В «Авроре» сегодня сеанс в четыре вроде бы? А то я уже, если честно, ноги натерла. Да и ты, смотрю, подустала…

— Айда! — с радостью согласилась я и по привычке взглянула на свою левую руку, на которой я обычно ношу фитнес-браслет. Интересно, сколько километров я сегодня прошагала? Привычку много ходить я завела около года назад. После первого своего возвращения из СССР я не только уволилась с ненавистной работы, но и всерьез взялась за здоровье, о чем, кстати, ни разу не пожалела.

Однако никакого фитнес-браслета я не увидела. На моей левой руке болталась лишь дамская сумочка, которую уже опытная учительница Дарья Ивановна Кислицына привезла с собой из Москвы, будучи назначенной завучем в ленинградскую школу… А посему я махнула рукой на подсчет шагов, пройденных за день, и, взяв свою давнюю подругу под руку, отправилась вместе с ней смотреть недавно вышедший фильм знаменитого Георгия Данелии.

Глава 8

Над моим ухом жужжала назойливая приставучая муха. Лениво отмахнувшись от нее, я перевернулась на другой бок и натянула одеяло повыше. На улице — зима, и сейчас, наверное, холод собачий. За последнюю неделю столбик термометра ни разу не поднялся выше минус пятнадцати. Хороший хозяин пса в такое время не выгонит на улицу. Хорошо, что я — не собака. Правда, около тридцати лет я себя ощущала именно ей — загнанной вусмерть собакой, вынужденной изо дня в день вставать спозаранку и чесать на улицу, а дальше — на работу, которую я ненавидела всеми фибрами своей души, но почему-то не осмеливалась поменять…

Хорошо, что теперь в моей жизни все совсем