Братский круг. По самому краю … (СИ) - Юшкин Вячеслав Страница 15

С окончанием Гражданской войны зависимость от психоактивных веществ в России стала обыденностью не только в больших городах, но и на селе.

В 1926 году криминалист Михаил Гернет исследовал масштабы наркомании среди московских беспризорных. Из 102 опрошенных детей лишь двое заявили, что ничего не употребляют. Остальные курили, пили и употребляли иные вещества, как правило, «марафет», так на жаргоне прозвали кокаин. Причем две трети бездомных подростков употребляли его долгое время. Работали в городах и подпольные курильни опиума, которые держали китайцы.

Работницы рынка коммерческого секса также нередко были наркопотребительницами. В 1924 году опросили 573 московских секс-работницы. 410 признались, что давно употребляют «бешеный порошок», две трети из них — свыше двух лет.

Секс-работницы-«марафетчицы» не только сами принимали наркотики, но и продавали клиентам, обещая «больше кайфа под этим делом». Через них кокаин стал быстро распространяться и среди пролетариата. Фоном для этого выступала проводившаяся большевиками антиалкогольная кампания. В 1918 году они продлили действие введенного царским правительством сухого закона, который отменили только пять лет спустя. Как результат, к 1924 году самым активным потребителем «белой феи» стала рабочая молодежь в возрасте 20–25 лет.

В сельской местности, где не было «богемного» кокаина, получил распространение опиум, который продавался в открытую в виде пасты. Крестьянки во время полевых работ, как за полтора века до того в Англии, давали его детям в качестве успокоительного и снотворного. «Детей-опиофагов в нашем уезде много», — писал в эти годы тамбовский сельский врач Константин Верещагин.

Первым этапом советской борьбы с наркотиками стала инструкция Наркомздрава «Об отпуске опия, морфия, кокаина и их солей» 1923 года. Серьезного эффекта она не имела: в условиях нэпа за деньги можно было получить всё что угодно. Но в 1929 году в стране начался очередной виток борьбы за трезвость, и под горячую руку большевистских властей угодили и наркозависимые, и распространители психоактивных веществ. Их начали принудительно лечить и сажать в тюрьмы.

На Западе после Первой мировой, несмотря на все ограничения, набирала обороты зависимость от героина. Его применяли для лечения зависимости от морфия и кокаина. Причина была проста: при всех минусах употребления чистого героина негативные последствия для организма развиваются медленнее, чем при приеме других опиатов и стимуляторов. Если, конечно, не учитывать опасность передозировки, чреватой смертью от удушья. В ФРГ, например, героин продавался в аптеках до 1971 года.

В США, где в 1921 году зависимых было больше, чем в любой другой стране мира, их число росло до конца «ревущих двадцатых». Благодаря фактическому запрету опиатов началось быстрое становление наркомафии, которое только подогревал введенный в 1920 году сухой закон. На волне послевоенного экономического бума бутлегеры и драгдилеры зарабатывали огромные деньги, обслуживая оказавшиеся вне закона пристрастия стремительно богатевших соотечественников.

Ситуация изменилась только после «черного вторника» 1929 года, когда страна вступила в эпоху Великой депрессии. Миллионам разорившихся американцев стало не до наркотического веселья. А в 1933 году президент Франклин Рузвельт отменил и сухой закон. Но психоактивные вещества, конечно, никуда не делись. Вместо запрещенных, а потому дорогостоящих опиатов и кокаина американцы стали переходить на новый синтетический психостимулятор — амфетамин.

Он повышал работоспособность и концентрацию, улучшал настроение, избавлял от сонливости и чувства голода, создавал ощущение комфорта. В 1932 году препарат поступил в продажу под названием «бензедрин». Как прежде кокаин и героин, новое снадобье было рассчитано на лечение широкого спектра заболеваний. Его прописывали от нарколепсии, болезни Паркинсона, депрессии, а также как средство для похудения.

Использовали его и в качестве допинга.

Успехи атлетов США на Олимпийских играх в Берлине в 1936 году были во многом обеспечены ударными дозами бензедрина.

Особенно он полюбился дальнобойщикам, которые под его действием могли гораздо дольше оставаться за рулем. Они ласково называли его «Бенни».

Тем временем продолжались поиски более эффективных лекарств от опиатной зависимости, а также не вызывающих привыкания анальгетиков. В 1932 году в США был синтезирован дезоморфин, а в 1937-м в Германии — метадон. Первый оказался не слишком эффективным обезболивающим, зато крайне быстро вызывал тяжелую аддикцию, потому применения в медикаментозном качестве не нашел.

А вот лекарственное действие метадона, хотя он в разы сильнее героина, оказалось более выраженным. Этот препарат обладает длительным болеутоляющим действием, а толерантность к нему вырабатывается значительно медленнее, чем к его старшему собрату. Как следствие, уже в более позднее время он стал основой для программ заместительной терапии.

На межгосударственном уровне шло дальнейшее ужесточение антинаркотических мер. В 1931 году в Женеве была принята новая конвенция, обязавшая подписантов предоставлять данные о потребностях своих стран в наркотиках. Тогда же в Бангкоке было заключено соглашение о запрете курения опия. Конвенция 1936 года вводила наднациональный запрет на торговлю наркотическими веществами без государственного контроля. Однако эти инициативы во многом оставались на бумаге, потому что не прекращался поток опиума из Бенгалии.

Перед Второй мировой войной производство наркотика в Индии достигало 12 тысяч тонн. Значительные объемы по-прежнему отправлялись в Китай, в котором с 1927 года шла Гражданская война между республиканцами из партии Гоминьдан и коммунистами. При этом часть страны была оккупирована японцами. В торговлю были вовлечены как оккупанты, так и местные коммунисты.

Остальная часть индийского опиума экспортировалась по всему миру и употреблялась на месте. В самой Индии к этому времени опиофагами были почти 20% жителей страны. Опиум там был запрещен только накануне получения независимости от Британии в 1946 году.

Вторая мировая война, несмотря на естественное увеличение потребления препаратов из мака в качестве анальгетиков, прошла под знаком синтетических стимуляторов. Союзники для повышения боеспособности военнослужащих широко использовали амфетамин. «Битва за Британию была выиграна на бензедрине», — много позднее вспоминал писатель Грэм Грин, бывший в годы войны сотрудником Ми-6.

Государства Оси вместо амфетамина применяли метамфетамин под названием «первитин». Так, для операции «Вестфельдцуг» по захвату стран Бенилюкса и Франции в апреле 1940-го вермахт заказал 35 миллионов таблеток первитина. Хотя уже тогда стало понятно, что эти препараты также вызывают психическую зависимость и приводят к тяжелым расстройствам нервной деятельности вплоть до летального исхода, их использование на фронтах только расширялось.

Позднее метамфетамин под названием «метедрин» применялся и союзниками. Его также поставляли по ленд-лизу в СССР. Но в нашей стране психостимуляторы зарубежного производства, как правило, доставались только работникам спецслужб и летчикам. В регулярные войска попадал разве что трофейный первитин.

Основной массе солдат Красной армии со стрессом помогали бороться знаменитые «наркомовские сто грамм». Уже в 1950-е в Европе и США огромное число ветеранов войны, лишенных регулярного амфетаминового пайка, перешло на героин и другие опиаты. СССР же столкнулся с невиданным размахом алкоголизма.

С бензедрина в середине 1940-х начинали и те несколько человек, которые станут основоположниками контркультурного движения в США. Их звали Джек Керуак, Аллен Гинзберг и Уильям Берроуз. Они познакомились на одной из вечеринок студентов Колумбийского университета в 1944 году. Начиналась эпоха битников.

Это направление в американской литературе и культуре оказало огромное влияние на самые разные сферы общественной жизни всего западного мира. В том числе реабилитировало психоактивные вещества в глазах значительной части молодежи, на несколько следующих десятилетий превратив их в один из символов сопротивления навязываемой капиталистическим государством системе ценностей.