Таможня дает добро - Борис Борисович Батыршин Страница 15

— С вашего позволения, Сергей Дмитриевич, я лучше сюда.

И показал на соседнюю лавчонку. Витрины у неё не было — вместо этого над приоткрытой дверью покачивалось на ветру ажурное отчеканенное из тонкой меди изображение скрипки и флейты поверх надписи латиницей.

— «Продажа нот и музыкальных инструментов». — прочёл Сергей. — Признаюсь, молодой человек, вы сумели меня удивить — все, кому я раньше показывал Зурбаган, обычно стремились посетить именно оружейный магазин. Ну, да коли есть желание — отчего бы не зайти? Мне даже любопытно — что вы там выберете?

* * *

— Банджо? — Сергей озадаченно крякнул, рассматривая покупку. — Нет, хорошая вещь, я не спорю… но почему не гитара? Я не специалист, но, по-моему, тут есть весьма достойные экземпляры.

— Банджо я освоил ещё во время учёбы в Универе. — принялся объяснять Роман. Мы с ребятами собрали тогда группу, исполняли джазовые композиции. Я тогда действительно играл на гитаре, но когда перешли на кантри, пришлось переквалифицироваться…

И он постучал согнутым пальцем по мембране, натянутой под четырьмя струнами, и инструмент отозвался звенящим гулом.

— А тут увидел, и сразу решил, что беру! Гитару на судне сберечь будет трудновато — отсыреет, дека покоробится, фанера расслоится и всё, можно выбрасывать! А тут массив красного дерева — хоть водой поливай, что ему сделается? Ну, может, мембрана попортится от сырости, так её и сменить недолго… А винты какие, колки — это вам не серийная штамповка, посеребрённая латунь, ручная работа! Крепкая вещь, в любой угол можно засунуть, хоть под койку и будет там лежать безо всякого вреда…

— …С фортепьяно и полмили не пройти,

Скрипка сырости не терпит, пропадёт.

И орган по Нилу вверх не провезти,

Чтобы в тропиках звучал среди болот… — прочитал нараспев Сергей.

— … Ну а я качаюсь в ранце за спиной,

Сжато кофе и беконом с двух сторон.

И когда отряд ползёт как неживой,

Слышен тотчас подгоняющий мой звон… — подхватил Роман. — Я как-то хотел переложить «Песнь банджо» на музыку, всё руки не доходили…

Сергей улыбнулся — он явно был доволен.

— Может, теперь дойдут. Я ведь, не поверите, тоже когда-то пел Киплинга, правда, под гитару. И «Пыль-пыль-пыль», и «Фузи-Вузи», и «Наше море кормили мы тысячи лет…» Давно это было, лет тридцать назад…

Роман кивнул. Он уже знал удивительную историю собеседника, перенесшегося через Фарватеры на десятки лет вперёд.

Сергей взвесил инструмент на руках, провёл ладонью по полированной древесине, прикоснулся к струнам.

— Да, для кубрика самый раз будет. Парни порадуются, им не хватает в рейсе развлечений. А так — вечерком, после вахты… приходилось слышать песни шанти? Их только под банджо и петь….

Роман кивнул. Он знал об особых, морских песнях, которые моряки пели при разных судовых работах — одними отмеривали ритм, работая со снастями, другие — тягучие, длинные — пели на отдыхе, под третьи все разом выбирали шкоты или подтягивали к реям тяжёлые полотнища парусов.

Сергей словно прочёл его мысли, и покосился — исподлобья, испытующе.

— Вы что же, решились всё-таки остаться у старины Бонифатьича? Если да — не могу не одобрить!

«Уже пятый раз. — отметил, едва удержавшись от вздоха, Роман. — Пора с этим что-то делать…»

— Давайте договоримся, Сергей Дмитриевич. — он постарался, чтобы голос звучал официально. — Когда решу — я сам об этом скажу, и не нужно всё время торопить и переспрашивать. Вы лучше рассказали бы, что у вас творится — а то сплошные урывки, намёки. Как тут что-то решать?

— Хорошо, будь по твоему! — Сергей хлопнул его по плечу. — Только давай договоримся: дальше на «ты», не настолько уж я тебя старше. А сейчас — бери свою балалайку и пойдём, в самом деле, в «Белый дельфин». У тётушки Гвинкль морская кухня лучшая в Зурбагане — пальчики оближешь, а уж эль… Возьмём по паре пинт, посидим, я всё и объясню. Только уж и ты расскажи насчёт парохода с беженцами — очень меня эта тема интересует. Нельзя её просто так взять и задвинуть подальше, никак нельзя…

* * *

— Всё, больше не могу, лопну!

Роман сыто икнул и, ничуть не смутясь, откинулся на спинку стула. Да и с чего смущаться — нравы в заведении царили самые простецкие, под стать заполнявшей его публике.

— Случалось мне бывать в разных рыбных ресторанах — и на Кипре, и в Италии, и на островах Греческого Архипелага — знаете, такие маленькие, словно из позапрошлого века, там готовят по бабушкиным рецептам — но до здешней кухни, кажу я вам, им всем далеко! Устрицы, запечённые под винным соусом — это нечто, а уж буйябес!..

Они с Сергеем сидели в «Белом дельфине» уже второй час и за это время успели продегустировать несколько фирменных блюд, запивая их ледяным элем из большого запотевшего глиняного кувшина, вмещавшего, как сообщила подавшая его хозяйка заведения, четыре полные пинты. Сейчас кувшин был пуст почти наполовину, и останавливаться на этом никто не собирался.

— Ну, это всё же не совсем буйабес… — заметил Сергей. Он тоже был сыт, вполне доволен жизнью и добродушен — и намерен был оставаться таким, пока не дошло до серьёзного разговора, ради которого они сюда и зашли. — Этот суп именуется «зурбаганская уха». А есть ещё «ланиферская» — в неё вместо устриц и креветок кладут гребешков, непременно что с острова Ланифер. В отличие от колонии Ланифер из одноимённого рассказа, он не в далёких тропических морях, а милях в трёхстах на запад от Зубрагана, если идти вдоль побережья. С колонией есть регулярное каботажное сообщение, вот и возят оттуда этих гребешков — в здоровенных плетёных корзинах, переложенными мокрыми водорослями. Тут вся соль в том, чтобы довести моллюсков живыми, иначе вкус будет не тот…

— Похоже, здешняя география сильно отличается от той, что описана у Александра Грина. — Роман задумчиво посмотрел на большую, в половину стены, карту, висящую рядом с портретом писателя. — Он ведь тут побывал, верно?

Сергей нацедил в оловянную кружку эля. Сдул густую, с коричневым оттенком, пену, отхлебнул и подцепил двузубой вилкой устрицу.

— Бонифатьич успел рассказать? Да, побывал, и даже впутался тут в какую-то загадочную историю — я