Сансара 2 - Евгений Кострица Страница 11

– С деньгами у вас, как понимаю, проблемы, – предположил Анджел, проследив ее взгляд.

– Хорошо, у тебя с ними порядок, – фыркнула Роби, опрокинув еще одну кружку в себя. – Нам с тобой повезло, а то голодна, как бешеный груммель. А ты, судя по цацкам, неплохо живешь.

– У меня с финансами как бы тоже непросто, – признался он с горечью и торопливо подлил себе в кружку. Кувшин был уже почти пуст.

Не сразу поверив, Роби смерила взглядом.

Его темно-зеленый камзол с высоким воротом расшит золотыми нитями, а на груди красовалась крупная брошь с красным камнем. На пальцах – массивные перстни. Один с гербом, другой с изумрудом. Шнуровка на рукавах, отороченная серебристой тесьмой, и широкий пояс с пряжкой в виде оскаленного волка оставляли впечатление богатства и связей, но внимательный взгляд замечал трещины в этой картинке.

Казалось, Анджел шикарно одет. Но лишь казалось. Нитки на камзоле кое-где расползлись, обнажая подкладку, а «золото» потускнело, выдавая латунь. Огранка якобы драгоценных камней слишком небрежна, игры света в них нет – явно стекло. Да и герб на перстне, наверно, кого-то еще. «Искатель» – наемник, им платили, терпели, но они чужаки. Нечисть, пришельцы лишь похожие на нормальных людей. Титулы и дворянские звания им не давали. По крайней мере, пока.

– С тобой что-то случилось? – спросил Моня, гадая, кому тот успел насолить. Торговля информацией вроде бы выгодный бизнес. Разориться там еще надо суметь.

– И ты меня спрашиваешь, моя прекрасная Инь? – криво улыбнулся Анджел. – Я спустил на тебя состояние. В долгах, как в шелках. Видишь? – Он кивнул на окно, за которым переминались несколько крепких мужчин с цветками в петлицах. – Мои инвесторы и кредиторы. Много занял, теперь охраняют.

– А я-то при чем? – возмутился Моня, не понимая, о чем идет речь.

Деньги у него взял лишь один раз, да и то мелочь. «Состоянием» они быть никак не могли. С такой-то подружкой как его заработать? Он много думал, порой его преследовали умные мысли, но он, похоже, был для них слишком быстр.

Роби со значением посмотрела на Анджела, а тот вдруг болезненно скривился и охнул. Вероятно, пнула его под столом. Это легко объясняло гримасу.

– А давайте за встречу? – предложила она как ни в чем ни бывало. Язык уже слегка заплетался – третий кувшин.

– Что происходит? – воскликнул Моня, переводя взгляд с одной на другого. – Что замолчали? Колитесь уже!

Дварфиха принесла, наконец, заказ и ловко снимала с подноса тарелки с аппетитно дымящимся мясом. Роби тут же набила им полный рот, делая вид, что занята только едой. Сказать хоть что-то бы уже не смогла.

– Ну-у… – косясь на нее, замычал Анджел.

– Раз начал, так говори! – рявкнул Моня, теряя терпение. Интуиция кричала, что лучше не спрашивать, но подвесить этот вопрос он не мог.

– Я люблю тебя, Инь, – выдавил тот уже с каким-то отчаянием.

– А это при чем? Деньги-то где?

– У Мири, – опустил он глаза. – Я был твоим спонсором там.

– И? – Моня привстал, почти догадавшись. От возмущения едва мог дышать, в горле ком, в глазах – едкие слезы. Женские эмоции обусловлены телом. Они не его.

«Будь осторожна, здесь всё не так, как может казаться» – вспомнилось предупреждение Роби.

– Я скупал сеансы с тобой, чтобы больше никому не досталась, но там же аукцион. Даже с кредитами взять всё не смог… – Анджел замялся, теребя край камзола. – Мири… она продавала тебя, Инь. Каждый день. Ты была золотой жилой для них.

Уставившись на него, Моня замер. Слова долетали до него, как далекое эхо, но их смысл укладываться в уме не хотел. Слишком чудовищно то для него.

Продавала? Его? В публичном доме? Но это же бред!

Ведь Инь помнила все эти занятия – гимнастику, вокал, танцы и прочее-прочее. Мейса часами ее готовила к ним – ванна, массаж, макияж. Создавала образ, наряжала, как куколку, чтобы…

Нет! Неправда! Инь бы узнала. И он бы узнал, почувствовал – такое не заметить нельзя!

– Ты врешь, – выдавил Моня. Его голос дрожал, пальцы согнули вилку в дугу. – Я… меня там учили. Это были уроки, а не…

Роби оторвалась от тарелки, пьяно вытерла рот тыльной стороной ладони и посмотрела с жалостью и раздражением вместе. Проглотив кусок баранины, буркнула:

– Там жила Инь, а тебя я бы у них не оставила. Уроки, действительно есть, но там был бордель, а не вечерняя школа.

Онемев, Моня стоял, не в силах принять это как данность. Кровь прилила, в ушах будто звенело. Нет-нет-нет! Всё не так! Быть такого не может!

Он помнил, как нага массировала Инь спинку и плечи. Как ее холодные пальцы скользили по коже перед тем, как сделать укус. Но дальше всё выглядело таким же реальным: занятия, болтовня с девушками, боль в мышцах и усталость после тяжелого дня, который заканчивался уже в спальне с Мейсой. Теперь под всем этим словно всплывал нижний фон. Там другие образы – смутные, как тени за шторой. Чьи-то руки, чужое дыхание в шею, запах пота, вина, разгоряченное ласками тело.

Осознание таки пробилось, завоевало доверие, ударило молотом. Моня упал на стул, хватая ртом воздух. Таверна вдруг стала тесной, душной – гомон голосов, стук кружек, запах еды – всё давило, словно стены сжимались.

Мейса…

Он догадывался, что укус как-то влиял на его восприятие. «Рыбкина Память» могла что-то стереть, но не умела подменять реальность иллюзией. А яд, видно, мог. Да, Инь окружили заботой, учили, лелеяли, но только для того, чтобы продать подороже. А дурочка верила, что Мири была для нее доброй мамой. Что Мейса любит и никогда не предаст.

– Ты… знала? – Моня повернулся к Роби, голос сорвался на хрип. Кружка опрокинулась, медовуха растеклась по столешнице, но на это было плевать. – И молчала?!

Он судорожно стащил с пальца кольцо Мейсы и с яростью бросил. Оно зазвенело где-то за стойкой. В таверне притихли и явно прислушивались, с удовольствием наблюдая за драмой.

Роби пожала плечами, отрывая кусок колбасы.

– Конечно. Мне нужен лишь ты. Какое мне дело до Инь?

– Постойте, – забеспокоился Анджел, пытаясь понять их слова. – А ты тогда кто? Сколько вас здесь?

– Не лезь! – заткнула его взглядом Роби, подливая себе в кружку еще. – Играем мы так. Входим в роль.

– А ты?! – Моня повернулся к Анджелу, угрожая согнутой вилкой. – Ты меня