Чужой наследник 4 - Данил Коган Страница 11

Был ли риск, что магистр отразит мою грань и превратит меня в кусок гниющего мяса? Был. Но небольшой. Во-первых, защиты от магии опалов обычно не носят. Все защищаются от менталистов. А фокусников чего бояться? Во-вторых, клановые войны давно в прошлом. Это раньше магистр был совершенной боевой машиной для убийства. Всегда настороже. Превосходная реакция и боевая чуйка. А это поколение высших ограненных… Оно не слабее нашего. В чем-то даже сильнее. Но расслабились они. Слишком привыкли воевать с тупыми тварями или бандитами, а не с собратьями по огранке. Так что я, если и рисковал, то не сильно. Очень и очень умеренно. Да вообще про коврик вот прям обидно было.

Пока я думал, приставы рассредоточились по небольшому кабинету, проверяя поверженных мной врагов.

— Этот готов. Сердцебиения почти нет. Не знаю, чем молодой человек его оприходовал, но нужна реанимация.

— Чем, эр Строгов? — это вопрос от эра Владислава.

— Ментальный удар, — видя расширившиеся глаза, торопливо добавляю, — одноразовый артефакт. Активировался автоматически, на попытку проникнуть в мой разум. Я же без сознания был, сами видели.

— Понятно. Не надо реанимации. Не поможет. Хотя… Он сам менталист, может, и выкарабкается. Вызывайте бригаду.

— Этот просто без сознания. — Это про некроманта, — Вот-вот в себя придет, зрачки ворочаются.

— В наручники его живо! В двойные.

Пристав тут же застегнул на начавшем шевелиться малефике наручники. И вторые, взятые у коллеги.

Я тихонько взял кресло и поставил его в самый угол комнаты, чтобы ни у кого под ногами не путаться. Ну, и чтобы отдельную ложу на разворачивающийся спектакль себе обеспечить.

Пока выносят тело менталиста-неудачника, пока приходит в себя оглушенной мной некромант, и исполнители носятся туда-сюда, я наслаждаюсь тем, что меня оставили в покое.

Малефик, перемещенный во второе кресло и пристегнутый к нему, наконец открыл глаза и некоторое время тупил, глядя, на сковавшие его руки браслеты, и на суетящихся вокруг людей. Потом перевел взгляд на эра Владислава и, безошибочно определив в нем главного режиссера разворачивающегося действа, спросил:

— Ты кто, собственно, такой! Что происходит? Ты знаешь, кто я?

Ну прям почти интонации Качалки слышу. «Васю Зацепина знаешь?». И все такое.

— Меня зовут Владислав Семенович Подвойский. Я руководитель отдела прокурорского надзора форта Алый Рассвет. Надворный юстиции советник. А вы, — он посмотрел на золотую пластинку паспорта, которую извлекли из бесчувственного некроманта подчиненные надворного советника. — его светлость Ростислав Алексеевич Юрьев-Крестов. Аристократ, житель Павлограда. Проникли в допросную комнату незаконно. В связи с чем временно задержаны.

— Снимите это, — Юрьев брезгливо потряс наручниками. — Немедленно освободите меня.

— Сейчас снимем. Были вынуждены обезопасить себя от неожиданностей. Но вы уже пришли в себя?

— Вполне.

— Это хорошо! Значит так. Вам вменяется в вину преступный сговор с начальником управления МВД, с целью незаконного проникновения в служебные помещения управления, и незаконного же ментального допроса члена благородного сословия. Вот ордер, — один из его людей, что-то писавший в официального вида бланке, протянул надворному советнику бумагу. — Вам предписывается не покидать форт, пока идет расследование. Распишитесь.

— Ничего я подписывать не буду! Немедленно сними с меня наручники! Тля министерская! Твоей карьере конец! Тебе конец! — Ути-пути. Какие мы нежные. Распереживался зайчик-некромантчик. Разнервничался. Не привык его светлость к такому обращению-то, кажется. А эр Владислав прям молодца. И надворный советник, вообще-то, равен подполковнику армейскому. Никак не тля.

ЕГО СВЕТЛОСТЬ ЮРЬЕВ_КРЕСТОВ: ты знаешь, кто я такой⁈

— Отлично, так и запиши, Федоров. От проставления собственноручной подписи отказался в присутствии свидетелей. Так щелкни его светлость рядом с повесткой!

Совершенно охреневшего и, даже переставшего орать, Юрьева «щелкнули» на служебный комм, на фоне повестки. В ней тут же расписался Порфирий, сам Подвойский и один из его сотрудников.

— Снимайте наручники. Вы свободны, ваша светлость. Выход — там. Федоров, проводи его светлость, чтобы не заблудился.

— Нет, ты, кажется, реально не понимаешь, с кем разговариваешь, вошь ты тифозная!

— Это вы, кажется, не понимаете ситуации, в какой оказались. Вам официально предъявлено обвинение в уголовно наказуемом деянии. Дело можно уже завтра в суд передавать. Вы, конечно, аристократ, и отделаетесь падением рейтинга полезности и крупным штрафом. Но если вы продолжите оскорблять императорских служащих при исполнении ими должностных обязанностей, я вас упеку, как бомжа какого-нибудь, в местные казематы. Охолонуть, так сказать. В специальную камеру для ограненных. Ввиду большой общественной опасности и слишком большой вероятности, что вы скроетесь с места события. Все ясно вам?

— Мне все ясно! — скрежет зубов некроманта слышно было, наверное, у памятника Павлу I. — Верните мой паспорт. Где мой человек? Что с ним?

— Паспорт получите, когда явитесь на допрос по поводу сегодняшнего происшествия. Ждите повестку. На ваши вопросы я отвечать не уполномочен. На выход, ваша светлость. Не испытывайте мое терпение. Федоров. Что стоишь? Проводи.

В принципе, очухавшийся некромант мог всех нас одним заклинанием грохнуть, потом поднять и снова развоплотить. Но одно дело — нападение на ограненного, уступающего ему сословием. В этом случае и впрямь наказание будет мягким. И совсем другое — нападение на императорских служащих. Такое даже аристократу с рук не сойдет. Выжгут калетту, как пить дать. И что ему с кулаками на прокурорского набрасываться, чтобы паспорт отобрать? В общем, я вовсю наслаждался зрелищем.

Юрьев затравленно огляделся. Увидел меня. Процедил сквозь зубы:

— А с тобой мы еще не закончили! — я в ответ сложил губы «куриной жопкой», посылая ему воздушный поцелуй.

— Адова плеть. Вы все еще пожалеете! — На этой пафосной фразе он, наконец, покинул помещение.

— Олег Витальевич, — обратился ко мне надворный советник. — К вам вопросов больше нет. Пока нет. Возможно, в связи с последними событиями вопросы и возникнут. Позже. Вы тоже можете идти.

— Надеюсь, прискорбный случай с нападением на меня, с произвола начальника управления не окажется не дорасследованным?

— Мы приложим все усилия, чтобы довести дело до суда.

Да на тормозах все спустят, к гадалке не ходи. Сейчас эта светлость очухается окончательно, свяжется с кланом, те нажмут на нужные рычаги, и заглохнет все. Осядет в архивах. Хотя я так понял, здесь имеется еще и интрига против нового начальника. Но на него теперь такой компромат есть, что он вовек не отмоется. Будет теперь перед минюстом местным на задних лапках бегать и трость по