Наблюдатель - Роберт Ланца Страница 8

– Я помню, Джордж. Но, кроме этого, ничего незаконного и нет. А это необходимо. Кто же мог предвидеть неожиданную и нелепую смерть Дэвида Уикса?

– Но…

– Никаких «но». Эйден, существует хоть какая-нибудь вероятность, что моя внучатая племянница или этот Таракан узнают, что вы рылись в ее электронной переписке?

– Ни малейшей, – с оскорбленным видом ответил Эйден.

Что ж, подумал Вейгерт, по крайней мере у парня есть профессиональная гордость.

– Можно продолжать?

– Давай, – кивнул Уоткинс.

– Полный доклад я отправил вам в зашифрованном виде, но суть в том, что ее интересовали три момента: лично вы, наша база и наше финансирование. Таракан смог найти о вас только то, что имелось в открытых публикациях. Насчет базы – историю здания и кое-что из заказов на оборудование. Это было неизбежно. И, конечно, виды со стороны на ограду и различные пейзажи острова – то, что любой турист сможет увидеть из автомобиля или вертолета и снять с дрона. Ничего такого, что раскрывало бы хоть что-нибудь.

– А насчет финансирования?

– Он пытался, но ваша многослойная корпорация с подставными фирмами, счета в местном банке и все прочее организованы очень хорошо. Сквозь эти оболочки не пробиться. Таракан ничего не накопал. Готов поручиться, что Кэролайн…

– Доктор Сомс-Уоткинс, – поправил Вейгерт, сам того не желая. Эйден кивнул, но Вейгерт чувствовал, что он ухмыльнулся про себя.

– Простите, доктор Сомс-Уоткинс. Но боюсь, тогда мы можем начать путаться между доктором Уоткинсом и доктором Сомс-Уоткинс.

Эту реплику Уоткинс пропустил мимо ушей и обратил внимание совсем на другое:

– Где она взяла деньги, чтобы нанять этого Таракана? В вашем первом докладе говорилось, что и она, и сестра почти нищенствуют, у нее огромный долг за обучение и других живых родственников нет.

Вейгерт знал эту часть истории внучатой племянницы Уоткинса. Кэролайн Сомс-Уоткинс и ее сестра росли в довольно обеспеченной среде – конечно, не по меркам Сэмюэла Уоткинса, – но совершенно неожиданно выяснилось, что покойные родители оставили их совершенно без денег. Все состояние было завещано какой-то балетной компании. Вейгерт не знал, почему они так решили (и подозревал, что Уоткинс тоже не знает), но ему этот поступок казался чудовищным. Балет! Это, конечно, очень мило, иногда приятно посмотреть представление, но… Скорее всего, причиной стал какой-то ужасный семейный конфликт. Порой Вейгерт даже радовался тому, что у них с Роуз не было детей.

– Кэролайн… то есть доктор Сомс-Уоткинс взяла деньги взаймы у своего друга, кардиолога из больницы Фэрли, доктора Девонна Лейнхарта.

– Отлично, отлично. Значит, у нее еще прибавилось долгов.

– Да, сэр. Все подробности – в моем докладе.

– Отлично. Прекрасная работа, Эберхарт. Можете идти.

Вейгерт не раз замечал, что после похвалы от Уоткинса на щеках Эйдена выступает мимолетный румянец, и тогда этот мальчик нравился ему больше.

– Итак, она приедет, – констатировал Вейгерт, когда Эйден вышел.

– Послезавтра. Хаггерти все уладил, в том числе срочное оформление паспорта. Предыдущий был просрочен.

– А что, если она не захочет здесь остаться?

– Она останется, – уверенно заявил Уоткинс. – В больнице с нею случилась чертовски несправедливая и грязная история, но таков современный мир. Ну, а нам это пошло на пользу. Профессиональные данные у нее великолепные.

Неужели Эйден влез еще и в больничные базы данных? Нет, на такое беззаконие Сэм не пойдет. Хотя Вейгерт порой подозревал, что ради своего проекта Уоткинс пойдет на все.

– Ну, а ты, – услышал он голос Роуз, – разве не пойдешь на все?

– Нет, – ответил Вейгерт. Хотя… почти на все. В конце концов, теория, лежащая в основе этого проекта, принадлежала Вейгерту – до того, как ее прибрали к рукам Сэм и Джулиан с их столь разносторонне направленными гениальностями. Вейгерт не забыл об этом даже после того, как эти двое приспособили его теорию для своих целей. Для своих шансов обрести бессмертие.

Уоткинс откинулся на подушки и закрыл глаза.

– Что, Сэм, сильно болит? Может быть, позвать Франклин?

– О боже, ни в коем случае! Эта женщина мне все равно что заноза в заднице, словно и без нее мало. Болеутоляющее скоро подействует. Поговори со мною, Джордж. О чем-нибудь, что было до… всего этого. Желательно задолго до.

Вейгерт был рад оказать старому другу посильную помощь, пусть даже она была мимолетной.

– Помнишь тот вечер в Оксфорде, когда мы познакомились? Ты только что приехал в колледж и стоял посреди двора с чемоданами, и вид у тебя был совершенно растерянный.

Уоткинс, так и лежавший с закрытыми глазами, улыбнулся, и Вейгерт, приободрившись, продолжил:

– Я проходил мимо, и ты вдруг взревел со страшным американским акцентом: «Как мне найти эту чертову комнату, если тут нигде нет этих чертовых номеров?!»

– Вовсе я не ревел.

– Еще как ревел. Но вместе мы нашли комнату, и ты угостил меня отличным бренди, купленным в дьюти-фри в Хитроу. Я совсем было решил причислить тебя к тем тупым американцам, которые неизвестно зачем покупают себе учебу в Оксфорде, но тут разговор как-то сам собой свернул на молекулярную физику, и я понял, настолько ты толков.

– Не настолько толков, как ты, – вставил Уоткинс.

– Да, – просто согласился Вейгерт, – но все же очень толков. А потом мы забыли о физике и напились до потери пульса.

– Я был не так пьян, как ты, – уточнил Уоткинс. – Ты, Джордж, неважно переносил спиртное. Как и сейчас.

– А ты не мог найти свою комнату в колледже. Да и всего остального. Только небесам известно, что сталось бы с тобою без меня.

– «Дремлющие шпили», чтоб меня, – пробормотал Уоткинс, и Вейгерт увидел, что он засыпает. Но тут дверь распахнулась и в комнату ворвалась медсестра Франклин:

– Доктор! Вы ничего не съели! Все уже совсем остыло! – Уоткинс открыл глаза, хмуро взглянул на нее и ткнул вилкой в яичницу.

– Выйдите!

– Я буду стоять здесь, пока вы не съедите весь свой завтрак. До последней крошки.

Каждый, не исключая Сэма, вынужден кому-то подчиняться.

6

Этого события из самых ранних воспоминаний Каро на самом деле вовсе не было. Все так говорили: папа, мама, няня. Каро несколько лет возмущалась и настаивала: «Это было! Это вправду было!» Со временем она повзрослела и могла бы более внятно пересказать это воспоминание, но к тому времени ей уже не хотелось делиться им с кем-либо, даже с Эллен. Она бы этого не поняла. Никто этого толком не понимал, включая саму Каро.

Но само воспоминание сохраняло прежнюю яркость. Она лежала – сколько ей было лет? шесть? семь? – на одеяле в садике за домом и смотрела на проплывавшие в небе облака. А потом, в один миг, не стало ни облаков, ни самой Каро. Она находилась нигде и везде, вплетенная в то, что позднее стала называть тканью мироздания. Она была облаками, травой, ветерком и муравьем, перебиравшимся через ее руку. Всё было ею, и она была всем.

В конце