Наблюдатель - Роберт Ланца Страница 72

– Сэм умер после того, как завершился его сеанс, – сказал Джулиан, немного повысив голос. – В ходе проекта не умер ни один человек. Сеансы множественной вселенной не убивают.

Несомненно, именно этим и был озабочен Джулиан – будущей репутацией проекта в целом.

Вейгерт посмотрел на пустую кровать, как будто безжизненное тело Сэма еще лежало там, будто его еще не увезли в крематорий. Сознание не могло заканчиваться со смертью тела, потому что сознание создавало реальность, и поскольку само время не существовало вне сознания, не было никакого «после смерти», кроме смерти чьего-то физического тела в настоящем другого человека. Но в теории Вейгерта ничего не указывало точно, каким образом сознание сохраняется; известно было только, что оно существует. И ни Вейгерт, ни кто-либо другой теперь не могли задать Уоткинсу решающие вопросы: на что похожа ваша реальность сейчас? Полностью ли вы существует ваше «я» в вашей вновь созданной виртуальной реальности, вплоть до каждой детали вашего детства: какие телепрограммы вы смотрели, какие хлопья любили есть на завтрак, как звали вашего учителя в пятом классе, что ощущала рука, когда вы гладили свою собаку?

– Джордж, мы не в состоянии этого узнать, – повторил его слова Джулиан.

Да, так оно и есть. Джулиан долго смотрел на экран, где только что демонстрировалась запись сеанса Уоткинса, но запись давно закончилась, и теперь там было видно только отражение лица самого Вейгерта в стекле.

36

Каро отыскала Ласкина в маленьком вестибюле возле главных ворот базы. Рядом с ним стояла большая сумка на колесиках.

– Лайл, несколько слов, – сказала она.

– Сейчас Мик отвезет меня домой.

– Подождет. Скажите, мой дед умер в ходе сеанса или после?

– Вы же слышали, что сказал Джулиан, – ровным голосом ответил Ласкин. Он выглядел сильно усталым, но гораздо более собранным, чем при их предыдущей встрече, и, судя по всему, твердо решил придерживаться своей версии. Или не своей.

– Да, я слышала, что сказал Джулиан. У деда наступило обострение, Джулиан прервал сеанс, и через несколько минут Уоткинс умер.

– Да.

– Его показатели…

– Каро, – перебил ее Ласкин, – вы талантливый нейрохирург, и я восхищаюсь вашим мастерством и преданностью делу. Но вы не онколог. Я видел, как умирали от рака десятки пациентов, и лишь у немногих это происходило в той классической последовательности из учебника, которая, похоже, отложилась у вас в голове. Завершение жизни Сэма соответствовало его болезни, и он умер от рака поджелудочной железы, а не от сеанса выхода в иную вселенную.

– Или во время сеанса.

– Нет.

Ласкин старательно избегал ее взгляда. Каро наконец-то осознала, что именно хочет узнать, и ей чуть не стало дурно.

– Я верю вам. Вы этого не делали, и даже не знали об этом заранее, но теперь заподозрили. Джулиан сделал моему деду смертельную инъекцию, как тот просил. Чтобы Уоткинс мог… Что мог? Остаться в галлюцинации после смерти? Лайл, вы считаете, что это возможно?

На сей раз он ничего не ответил, а молча приложил палец к цифровому замку, подошел к поджидавшему его джипу и забрался в машину.

Нет, конечно, она знала, что врачам случается нелегально делать эвтаназию. Правда, никто в этом не признается. Но это случается, и делают это из сострадания. Каро случалось видеть тяжелых пациентов, испытывавших страшные боли, и в таких случаях она всегда надеялась, что смерть скоро положит конец их страданиям. Вот только…

…Уоткинс не испытывал непереносимой боли. Она осмотрела его рано утром; его состояние было стабильным, просматривалось даже некоторое улучшение. Прежде всего – не навреди.

Навредил ли Ласкин? Или Джулиан? Она не сомневалась в том, что Уоткинс, железной рукой командовавший всем, что происходило на базе, приказал сделать ему смертельный укол, если, конечно, так и было. А как? Если она права в своих подозрениях, все куда непонятнее – это не убийство из милосердия. А что тогда? Воскрешение из милосердия?

Каро хотелось, нет, было необходимо обсудить это с Тревором, это желание было столь же насущным, как стремление напиться воды в жару. Он оказался у себя в комнате, работал на ноутбуке, и Каро рассказала ему обо всем, что случилось, изложив и свои подозрения. Тревор внимательно слушал, не отводя глаз от ее лица.

– Не могу сказать, что жалею о его смерти, – сказал он, – потому что, судя по всему, она была очень легкой. Но, Каро, ты не можешь знать, что случилось с Сэмом после смерти. И никто не может. И знаешь, милая, это ведь относится не только к нему, но и ко всем людям всех времен.

– Я говорю не о его смерти, а о причине его смерти.

– И этого ты не можешь знать. И кроме того, я уверен, что, несмотря на нашу клятву Гиппократа, пациенты имеют право выбирать, как им умирать. Сэм умер, и он хотел умереть. И тебе придется принять это.

Тревор был прав. Двоюродный дед Каро умер. Он хотел умереть.

– Несколько ночей тому назад я сидела у него в палате, и он захотел поговорить. Он сказал, что умрет. Я возразила, что он может поправиться, а он ответил: «Нет. Хорошо для проекта».

– Не знаю, что он мог иметь в виду, – сказал Тревор. – Я много читал о предсмертных видениях: туннелях, огнях, целых шоу, да и ты, конечно, тоже. Может быть, Уоткинс испытывал что-то в этом роде?

– Он не говорил, что будет рад умереть. Он сказал, что его смерть будет полезной для проекта. Тревор, скажи, насколько ты веришь в теорию Джорджа?

Тревор открыл ящик стола и достал оттуда бутылку «каберне совиньон» и два стакана.

– Я твердо знаю, что, прежде чем продолжить этот разговор, нам нужно выпить. Заодно и помянем Сэма. Как ты, Каро?

– Да.

Она смотрела, как он открыл бутылку, разлил вино, подал ей стакан длинными сильными пальцами хирурга. В свете, падавшем из окна, полуприкрытого бамбуковыми жалюзи, вино пылало рубиновым огнем. Каро пригубила, потом сделала большой глоток. И почти сразу же по ее телу разлилось тепло.

– Я, конечно, верю во все строгие научные положения, лежащие в основе теории Джорджа, – сказал Тревор, – квантовые эффекты, запутанность, влияние наблюдения на поведение того, что мы называем энергией и материей, субъективная природа времени… Собственно, чуть ли не все это обосновал Эйнштейн более ста лет назад. А из всего остального математически выводится субъективная природа пространства. Математика также устанавливает, по крайней мере, возможность существования мультивселенной. Два самых непонятных для меня положения – думаю, что и у тебя наибольшее затруднение вызывают именно они, – действительно ли эффекты микроуровня