Кланы альфанской луны - Филип Киндред Дик Страница 7

«В отличие от вашей супруги у меня нет никаких скрытых мотивов. – Слизевик подполз ближе. – Как у многих мужчин на Терре, ваше чувство самоуважения связано с возможностью получать достойную заработную плату, а вы в этом плане имеете серьезные сомнения и чувство вины. Я могу кое-что для вас сделать, но мне нужно время. Я скоро покину Терру и вернусь на свою Луну. Я готов заплатить вам пятьсот долларов, американских, конечно, чтобы вы полетели со мной. Считайте это ссудой, если хотите».

– Что мне делать на Ганимеде? – с раздражением спросил Чак. – Вы мне тоже не верите? У меня есть работа, я считаю, что она мне подходит, и увольняться не собираюсь.

«Подсознательно вы…»

– Не надо лезть в мое подсознание! – сердито потребовал Чак. – Убирайтесь отсюда и оставьте меня в покое!

Он повернулся к слизевику спиной.

«Я опасаюсь, что ваше стремление свести счеты с жизнью вернется, возможно, еще до наступления вечера».

– Пусть так, – безучастно отозвался Чак.

«Есть только одна вещь, – сказал слизевик, – которая способна вам помочь, и это не мое жалкое предложение о работе».

– Тогда что же? – спросил по инерции Чак.

«Женщина, которая заменит вам жену».

– Вы что себе позволяете?!.

«Ничего лишнего, – убежденно возразил слизевик. – Я говорю не о физиологической основе или же мимолетной увлеченности. Меня волнует практическая сторона вопроса. Вы должны найти женщину, которая сможет принять и полюбить вас таким, какой вы есть. Иначе вы погибнете. Дайте мне поразмыслить над этим, а пока постарайтесь держать себя в руках. Мне нужно пять часов. Не уходите никуда».

Через щель под дверью слизевик медленно протек в коридор. В голове Чака прозвучали слова:

«Как импортер, дилер и покупатель, я имею много связей с терранами разного социального статуса».

Затем наступила тишина.

Пошатываясь, Чак закурил сигарету. Отойдя на значительное расстояние от окна, он присел на старинный датский диван и стал ждать.

Было трудно понять, как реагировать на подобное предложение о работе, Чак был одновременно разгневан и тронут, и кроме того, порядком озадачен. Мог ли слизевик и впрямь помочь ему? Казалось, это невозможно.

Прошел час.

В дверь конапта постучали. Вряд ли это недавний визитер, ведь стучать он не стал бы, да и не мог.

Поднявшись, Чак подошел к двери и открыл ее.

На пороге стояла девушка.

3

В департаменте здравоохранения и социального обеспечения компании ТЕРПЛАН США у Мэри была куча неотложных дел, связанных с ее новой волонтерской деятельностью, но, несмотря на это, она взяла отгул по личным обстоятельствам. Как и всегда, Мэри заказала аэротакси и отправилась в Нью-Йорк на Пятое авеню, в офис Джерри Филда, продюсера шоу Банни Хентмана. Неделю назад она передала Филду стопку последних и самых лучших текстов, написанных Чаком для ЦРУ. Пришло время выяснить, появился ли у ее мужа – или бывшего мужа – шанс получить эту работу.

Если Чак сам не ищет место получше, то Мэри сделает это за него. Это был ее долг по той простой причине, что она и дети весь следующий год будут полностью зависеть от заработка Чака.

Такси приземлилось на крышу. Мэри спустилась по пандусу на девяностый этаж, подошла к стеклянной двери, на миг засомневалась, но позволила створкам открыться и вошла в приемную, где сидела секретарь мистера Филда – ярко накрашенная хорошенькая девушка в обтягивающем свитере из паучьего шелка. Девушка вызвала у Мэри раздражение, и только лишь потому, что бюстгальтеры уже вышли из моды. Тут же напрашивался вопрос: должна ли девушка с такой шикарной грудью идти на поводу у моды? В данной ситуации практичность диктовала наличие бюстгальтера, и стоявшая у окна Мэри чувствовала, как краснеет от осуждения. Еще и искусственное увеличение сосков, это было слишком откровенным.

– Добрый день, – поздоровалась секретарша, взглянув на Мэри сквозь изящный монокль. Встретившись с холодным взглядом посетительницы, она почувствовала, как ее соски напряглись, словно испугавшись подчинения.

– Мне нужно увидеться с мистером Филдом. Меня зовут Мэри Риттерсдорф, у меня не так много времени, я должна вылететь на лунную базу ТЕРПЛАНа в три часа дня по нью-йоркскому времени. – Мэри старалась говорить требовательно и бодро, насколько умела.

После ряда бюрократических действий со стороны секретарши ее направили в нужный кабинет.

За письменным столом из искусственного дуба – настоящего не существовало уже лет десять – сидел погруженный в работу Джерри Филд. Рядом работал видеопроектор.

– Одну минуточку, доктор Риттерсдорф.

Филд кивнул в сторону стула, Мэри села, скрестив ноги, и закурила сигарету.

На мини-экране Банни Хентман разыгрывал спектакль, в котором изображал немецкого промышленника. Одетый в двубортный костюм, он объяснял Совету директоров, как новые автономные сохи его собственного производства могут быть использованы на войне. Если будет объявлено начало военных действий, четыре сохи легко соединить в большой плуг, превращавшийся в боевую ракетную установку. Речь Банни усиливалась акцентом и звучала так, словно сообщала о великом достижении науки, что рассмешило Филда.

– У меня не так много времени, мистер Филд, – решительно напомнила Мэри.

Он был вынужден остановить запись и повернуться к ней.

– Я показал сценарий Банни. Ему понравилось. Остроумие вашего мужа сухое и неактуальное, но оно настоящее. Это и впрямь когда-то было…

– Я знаю. Мне приходилось слышать его реплики много лет, он всегда сначала читал их мне. – Чувствуя напряжение, Мэри сделала еще одну затяжку. – Как, по вашему мнению, Банни сможет использовать эти тексты?

– Мы вряд ли продвинемся дальше этого обсуждения, – ответил Филд, – пока ваш муж не увидится с Банни. Нет смысла в нашем…

Дверь кабинета открылась, и в комнату вошел Банни Хентман.

Мэри впервые воочию увидела знаменитого комика. Ей стало любопытно, чем он отличается от публичного образа. Он, решила Мэри, немного ниже ростом, немного старше, чем на экране, немного лысоват и выглядит устало. На самом деле, в жизни Банни напоминал сумасшедшего старьевщика из Центральной Европы: в мятом костюме, плохо выбритый, с растрепанными редеющими волосами и, в довершение образа, курящий обрезанные остатки сигары. Но его глаза… Они смотрели настороженно и в то же время тепло. Мэри поднялась и повернулась к вошедшему. На экране сила его взгляда терялась. Это был не просто взгляд человека умного, это было нечто большее, что Мэри понять не могла. И…

Вокруг Банни витала аура страдания. В ней, казалось, застыли его лицо и тело. «Вот что читается в его глазах, – поняла Мэри, – память о боли. О боли, которую он испытал давным-давно и которую не забудет, не сможет забыть». Банни жил здесь, на