Юрий Шушкевич - Вексель судьбы. Книга вторая Страница 58

— А я бы посоветовал вам этого не делать,— неожиданно ответил он.— Возвращайтесь в Москву, составьте для своих кураторов какой-нибудь глупый отчёт, а сами - поройтесь получше в домашних кладовых, ежели таковые сохранились. Как человек, когда-то бывший революционером, а потому знакомый с конспирацией, могу предположить, что пароль совершенно неожиданно может всплыть в виде эпиграфа на какой-нибудь семейной ценности. Поройтесь в старых книгах, проверьте, нет ли необычных отметок на дореволюционных документах, в метриках, в фотографических альбомах, в конце концов. Ищите прежде всего библейские цитаты - причём эти цитаты должны быть на латыни, поскольку правописание на давно умершем языке - безвариантно.

После этих слов я понял, что наша беседа подошла к концу.

Я поблагодарил Раковского и предложил ему, пока он здесь, получше поесть и выпить немного вина. Он согласился, и аккуратно орудуя вилкой, съел несколько кусочков колбасы и сыра, совершенно не притронувшись к фруктам. Также он выпил ещё вина.

Когда я направился было к выходу, чтобы пригласить конвой, Раковский неожиданно сказал:

— Намерены вы тому верить или нет, но я хотел бы пожелать вам успехов в предстоящих поисках. Если фортуна вам улыбнётся и вы получите доступ к этому активу, воспользуйтесь моим советом: забирайте накопленный доход, расходуйте его по своему усмотрению, однако ничего не предпринимайте с самими акциями. Оставьте там всё как есть - это будет лучше и для вас, и для остального мира.

Пожимая Раковскому руку, я прощался как в последний раз, хотя у меня сразу же зародилась мысль добиться с ним как минимум ещё одной встречи, чтобы поподробнее расспросить о закордонной разведке, о Рейссе, Трилиссере, турках - одним словом обо всём том, с чего я и должен был начинать с ним свой сегодняшний разговор. Тем более что ещё раз вызволить старика из тюремного одиночества и подкормить какими ни есть деликатесами было делом добрым и нелишним.

Когда Раковского увели, я залпом допил оставшееся в бутылке вино, после чего в сопровождении подошедшего за мной Петрова покинул территорию тюрьмы.

Узнав от Петрова, что телеграфный отчёт в Москву необходимо отправлять из конторы Фирсанова, я решил не торопиться и немного погулять по городу. В моём портфеле имелось всё необходимое для того, чтобы написать краткий отчёт где-нибудь сидя на парковой скамейке, а до вечера, когда я должен его сдать, времени было предостаточно.

При более внимательном знакомстве Орёл оказался неплохим и уютным городком, не обезображенным промышленностью и сохранившим очарование старого дворянского центра. В мирные дни он должен был быть особенно мил.

В нынешней городской атмосфере одновременно присутствовали как прежняя умиротворённость, так и тревожное ожидание приближающейся грозной развязки. По-видимому все, кто имели право на эвакуацию, уже давно уехали, а остающимся горожанам ничего не оставалось, как дожидаться скорых боёв и более чем вероятного вступления в их город немцев. Из подслушанного в гостинице разговора я был в курсе, что оборонять Орёл вроде бы и не собираются. Этот слух был похож на правду, поскольку какой-либо активности по укреплению домов и устройству заграждений на тех улицах, по которым я ходил, не было заметно. Однако это впечатление могло оказаться обманчивым - переговорив с одной немолодой местной особой, я узнал, что в городе имеется бронетанковое училище и часть НКВД, которые намерены дать фашистам бой прямо на мостовых.

Я принял эту невесёлую информацию к сведению, решив дожидаться определённости по своему положению. Разумеется, мне более всего хотелось вернуться назад, в Москву. Однако авантюрная идея “уйти в Германию”, чтобы, обманув жадных гитлеровских бонз, получить доступ к оставленным моим дядей невероятным капиталам и сказать тем самым в истории своё собственное веское слово, начинала захватывать меня всё сильней.

Правда, несмотря на обуревавшие меня во время беседы с Раковским тщеславные мысли, эта идея пока что оставалась слишком сырой и фантастичной - ведь для убедительного разговора с немцами у меня было слишком мало аргументов. Требовалось либо получше растрясти Раковского на следующей встрече, либо, следуя его совету, возвращаться в Москву, рассказывать обо всём Землянике и учинять розыск дядиных секретов у неё дома.

Если тайная монограмма с паролем будет обнаружена - я победитель. Если немцы захватят Москву, я смогу действовать через них. Если Москва устоит - я сообщу о своём открытии в НКВД или лучше всего попытаюсь пробиться к самому Сталину, и тогда меня переправят в Швейцарию по закордонной линии. Скорее всего, в этом случае меня сначала перевезут в Иран, где хозяйничают англичане, а оттуда уже под чужим именем и с паспортом нейтральной страны я буду пробираться через Сирию и Магриб в невоюющую Испанию. Из Мадрида или Барселоны должны летать пассажирские самолёты в Женеву или Берн - так что всё это более чем реально и осуществимо.

Главное - получить доступ к дядиным документам. Я совершенно не желаю становиться богачом и владыкой мира, однако оказаться в одной из отправных точек, откуда будет брать начало всемирная послевоенная история, я очень бы желал. Если Раковский прав, и грядущий социализм придёт к человечеству через обновлённую финансовую систему мира, то я бы безусловно желал поучаствовать в её становлении.

Рассуждая в подобном духе достаточно продолжительное время, я совсем забыл про написание отчёта. Пришлось бросить на его составление все силы, после чего нестись на улицу Тургенева. К счастью для меня, несмотря на поздний час там продолжала кипеть жизнь. Мне удалось получить собственноручную резолюцию Фирсанова на шифрование и отправку моего отчёта в центральное НКВД, после чего я отнёс его в комнату с табличкой “Спецотдел”.

Убедившись, что более от меня ничего не требуется, я вернулся в гостиницу, где застал работающий буфет. Допускаю, что в лучшее времена буфет этот держал высокую марку, но только не теперь. Я купил без малого всё, что в нём оставалось: тарелку помидорного салата, три куска чёрного хлеба, три маленькие полоски свиного сала и - невероятное дело!- бутылку пива. Цены были коммерческими, и этот более чем скромный ужин, стоивший бы в столице рубля три-четыре, здесь обошёлся почти в пятьдесят!

16/IX-1941

С утра я вновь, словно на работу, пришёл в особняк на улице Тургенева и попросил у Фирсанова аудиенции. Чекистский начальник принял меня лишь ближе к обеду. Я сообщил, что мой отчёт отправлен, ответная реакция может последовать как сегодня, так и спустя несколько дней, однако для “закрепления результата” мне как можно скорее необходима ещё одна встреча с заключённым Раковским.