Александр Лукьянов - Черная пешка Страница 51

Я рассказываю совсем не об этом...

Орбита Земли

3 июня 2158 года, 09.10

-Тираннозавр, вцепившийся в добычу... - пробормотал Марко, разглядывая «Ромула». Сравнение было удачным.

Звездолет смотрелся одновременно и мощно-угловатым и хищно-обтекаемым. В контурах тяжелого «Ромула», не приспособленного к посадкам на планеты, напрочь отсутствовала балетная легкомысленность пассажирских и туристических рейсовиков, одутловатость контейнеровозов или серийная безликость разведчиков ГСП. Три огромных противометеоритных пушки находились впереди, по три (меньшего калибра) - сверху и снизу. Несколько постановщиков полей защиты серебрилось на переднем кольце. Массивные броневые плиты покрывали почти всю поверхность. Было заметно, что металлокерамитовая облицовка испещрена пятнами и разводами: невзирая на защиту силовых полей, газ, плазма и излучение делали свое дело. В ячейках для дочерних кораблей покоились четыре усиленных десантных бота. Под вогнутым брюхом крейсера огромным яйцеобразным коконом блестели контейнеры с грузом. Мощные лапы-охваты накрепко прижимали их к брюху корабля.

Совершенно неожиданно изображение запрокинулось и быстро ушло за пределы экрана. «Альфа» совершала предстыковочный маневр. Приблизительно через полчаса легкий толчок и поскрипывание возвестили о начале соединения. Над дверью каюты высветилось небольшое табло: «Багаж перегружен, пересадка разрешена. Выход в правый шлюз. Счастливого пути!».

-Помните, где лево, где право? - осведомился Лунин. - Тогда пойдем. Разбейтесь на пары. Девочки, держите мальчиков за руку.

В коридоре никого не было. Дверь шлюзового тамбура бесшумно раскрылась. Легкое шипение, и зеленый наружный люк поплыл вниз. За ним оказалась коричневая входная диафрагма с выпуклой надписью «ROMULUS. МОС 1701Е». Буквы, исчезая, поплыли по спирали против часовой стрелки. Диафрагма с неожиданной легкостью разошлась. На пересечении силовых полей «альфы» и звездолета комконовцам пришлось испытать слабое головокружение. Диафрагма за спиной вновь сомкнулась. Почти незаметное покачивание известило о начале отстыковки «альфы».

-Мы в Д-звездолете! - провозгласил Луччатти.

-Ах, сударыня, да может ли такое быть? - вяло удивился Абалкин.

-Во всяком случае, тут точно нет сходства с Восточным Экспрессом. - заметил Лунин. – «Мой девиз: Безотказность и Прочность, Долговечность, Разумность и Точность!»

Уместность цитаты становилась очевидной с первого взгляда. «Ромул» не имел ничего общего, скажем, с туристическими лайнерами, следующими до курортов Яйлы. Стены довольно узкого центрального прохода представляли сплошной ряд металлических дверей, ячеек с аппаратурой, экранов вычислителей, индикаторных панелей. Световые панели размещались внизу, у пола. Крышка одной из ячеек была снята, а из ниши торчала задняя часть ремонтного кибера.

Тускло светящийся стакан лифта с шелестом раскрылся, из него вышел рослый бородач в темно-синей «штурманке», усеянной блестящими контактными гнездами, разъемами, сенсорными панелями и прочей романтической атрибутикой. Обмениваясь рукопожатиями с комконовцами, представился:

-Рауль Ферри, навигатор «Ромула». Рад видеть вас на борту. Прошу в кают-компанию. К сожалению, на экскурсии по кораблю времени у нас не остается, прыжок состоится в самое ближайшее время. Но поговорить с Комовым вы, разумеется, успеете.

В лифте поместились с некоторым трудом.

-Тесновато у нас, конечно, - извиняющимся тоном сказал Ферри, - Крейсер проектировали и строили по индивидуальному проекту для исследовательских штурмов и прорывов, так что особых удобств не запланировали. Зато все очень целесообразно и необычайно надежно... Нам сюда. Да-да, пожалуйста, а я, с вашего разрешении, в рубку. Пора!

В овальной кают-компании, склонившись к экрану вычислителя, о чем-то оживленно спорили трое. Всеслав сразу узнал Комова, известного ему по фотографии. Молодая привлекательная женщина и румяный полный блондин были Всеславу совершенно неизвестны.

-А? - сказал Комов с неудовольствием и повернулся к двери.

Любимый ученик доктора Мбога, успешно и прочно утверждающийся на научном Олимпе, Комов с первого взгляда не понравился В.Лунину. Начинающий небожитель вел себя соответственно. Знакомые отмечали, что «вечно он высматривает что-то за далекими горизонтами и думает о чем-то своем, дьявольски возвышенном. На землю он спускается в тех случаях, когда кто-то или что-то, случайно или с умыслом, становится препятствием для его изысканий. Тогда он недрогнувшей рукой, зачастую совершенно беспощадно, устраняет препятствие и вновь взмывает к себе на Олимп. ...И, в общем-то, ничего такого-этакого тут нет. Когда человек занимается проблемой инопланетных психологий, причем занимается успешно, дерется на самом переднем крае и себя совершенно не жалеет; когда при этом он, как говорят, является одним из выдающихся "футурмастеров" планеты, тогда ему можно многое простить и относиться к его манерам с определенным снисхождением»[1]. Только как раз подобного Всеслав категорически не желал прощать. Его идеалом навсегда остался Р.Сикорски, которого он ставил гораздо выше Комова и Горбовского, вместе взятых, уже за то, что руководитель КОМКОНа-2 оставался для общающихся с ним не отстраненным божеством, а живым человеком, пусть даже превосходящим собеседника во многих отношениях.

-Здравствуйте, здравствуйте... С прибытием... Вы - Абалкин, практикант КОМКОНа? (Ревушка кивнул. Всеслав отметил выражение интереса в глазах Комова, тут же исчезнувшее, когда тот перевел взгляд на Луччатти) Вы - если не ошибаюсь - Луччатти из... ммм... технического отдела?

-Совершенно верно.

-И... эээ?...

-Всеслав Глебович Лунин. Консультант-аналитик секции «Саракш» Комитета по Контролю. - Всеслав щелкнул каблуками и церемонно склонил голову, - А мы честь имеем отрекомендоваться, как мне кажется, Геннадию... эээ... Юрьевичу Комову, директору Института ксенологии, профессору, консультанту Всемирного Совета, доктору философии, доктору ксенологии, магистру социоконструктивистики, члену-корреспонденту Австралийской Академии, лауреату семи премий Общества футурмастеров, действительному члену Большого Лицея Евразии, заочному соприсяжному Большого Лабораториума Наук Великой Тагоры?

Геннадия Комова его немногочисленные друзья называли просто «капитаном» или «Генкой». Милостиво допущенные к особе именовали его «my captain», соединяя уважение и пиетет с известной долей фамильярности. Для прочих оставались официальные имя-отчество и титулование по должностям, коих у Г.Ю.Комова был приличный букет. Всеслав не преминул воспользоваться ситуацией и, продемонстрировал, что почтительную дистанцию между собой и Комовым устанавливает все-таки он, а не мэтр.