Андрей Бочаров - Настоящая фантастика – 2012 (сборник) Страница 50

– Мама? – позвала она.

Тишина.

– Отец?

Тишина.

– Анна?

Прислушалась. Где-то гулко капала вода. Что-то тихонько поскрипывало. Больше никаких звуков.

– В прятки решили поиграть?

Тишина не ответила. Притаилась в красноватых углах, ждала, что Сандра будет делать дальше.

– Ну хорошо, – сказала она тишине. – Раз, два, три, четыре, пять, – она знала, что несет чушь, но не могла остановиться, – я иду искать!

Шевельнулась – и вскрикнула. Лодыжку – левую – пронзила острая боль. И тянущей болью отозвался левый бок. Как ни старалась, она не смогла сдержать слез. И хорошо, что не сдержала. Из ссадины на лбу натекла кровь, засохла на ресницах. Слезы размыли спекшуюся корочку, и сквозь кровавую муть проступили стенки и приборы взлетно-посадочного модуля. Мигала аварийная лампочка. Вспышка – темнота, вспышка – темнота…

Это не чердак, и она не маленькая девочка. Произошла катастрофа, все погибли, она одна чудом осталась жива.

Одна – на Марсе.

Сценарии полета предусматривали все, но не это. Гибель всего экипажа вместе с модулем – да. Но чтобы выжил кто-то один?!

Она попробовала шевельнуть ногой – та откликнулась привычной болью. Но теперь как бы немного приглушенной. Она почти не чувствовала ступню, да что там ступню! Онемение поднялось кверху, охватив голень и колено. Нога была как чужая. Чужая нога…

Она представила, что в суматохе ей по ошибке достались ноги Чена, и расхохоталась. Смеяться было больно, но она не могла остановиться. Достанься ей не ноги, а голова Чена, то непременно изрекла бы: «Типичное проявление психической дезадаптации».

Эта мысль вызвала новый взрыв смеха. Сандра хохотала, наверно, минут пять, пока не обессилела. Пока смех не перешел в громкие, прерывистые всхлипы.

Тишина внимательно прислушивалась. Сейчас это было единственное, кроме Сандры, живое существо на корабле. По крайней мере, единственное, с кем можно поговорить.

– Но почему? – спросила Сандра. – Почему я? Почему это случилось со мной?

И тишина ответила. У нее был голос отца, и Сандра ничуть этому не удивилась.

– Потому что с тобой вечно что-нибудь случается.

Это была правда, нечего и спорить. Она никогда не спорила с отцом. Даже когда поступала вопреки ему. А вопреки она поступала всегда.

Удручающе монотонно мигала аварийная лампочка. Вспышка – темнота, вспышка – темнота…

– Связь, – вслух подумала Сандра, – нужна связь.

Связаться с орбитальным спутником-ретранслятором, сообщить о случившемся на Землю. И пусть они уже начинают ломать головы над тем, как вытащить меня отсюда…

Тишина ничего не ответила. Должно быть, ей тоже было любопытно, сумеет ли Сандра установить связь. Теперь в ней, пожалуй, было больше от матери. Теплое немое сочувствие, с каким мать всегда смотрела на нее при отце. Теплое и немое. Немое… Иногда это так бесило Сандру. Даже больше, чем холодность отца!

Она нажала кнопку.

Радио не работало.

Когда командир группы Дональд Каллиган сообщил космонавту Сандре Дружковой, что ее отобрали в международный экипаж для полета на Марс, она встретила это известие с удивительным спокойствием. Для нее это было чем-то вроде покорения очередной вершины. Преодолением очередной слабости.

Она всегда считала себя слабой, нет, не физически – морально. И всегда преодолевала в себе эту слабость, словно что-то кому-то доказывала. В детстве она боялась высоты – и заставляла себя лазать по чердакам и крышам. В семнадцать стала мастером спорта и чемпионкой России по скалолазанию. В школе она слабо разбиралась в точных науках – и заставляла себя грызть гранит физики и математики. В двадцать три за плечами у нее были Бауманка, работа в конструкторском бюро и кандидатская.

Слабость привела ее в Центр подготовки космонавтов, а через год в группу подготовки к марсианской экспедиции. Окружающие не знали о ее слабости, а она никогда не забывала о ней. И никак не могла понять, почему другие не видят очевидного.

В тот день Сандра позвонила старшей сестре и попросила ее прилететь в Хьюстон.

– Что случилось? – В голосе Анны звучало беспокойство.

– Ничего, просто прилетай.

Они сидели в кафе Центра подготовки астронавтов, пили кофе и молчали. Сандра не знала, с чего начать.

Анна первая нарушила молчание.

– Что ты хотела мне сказать?

– Я лечу на Марс. Не хочу, чтобы родители знали…

Конечно, она понимала, что родителям все станет известно так или иначе. Она написала им письмо. Обычное письмо от руки на красивой почтовой бумаге.

«Дорогие мама и папа! Я лечу на Марс. Не волнуйтесь за меня…»

Вложила письмо в красивый голубой конверт и бросила в почтовый ящик в надежде, что они получат его уже после ее отлета.

Чего она боялась? Отцовского взгляда? Полного понимания… Но понимания не ее самой, а того, что внутри нее. Ее слабости.

Товарищей обмануть можно, отца и Марс – никогда.

Радио не работало. Шипело и трещало, но упорно не желало выдавать что-либо членораздельное. Напрасно она шарила по дециметровому и сантиметровому диапазонам. Отчаявшись поймать сигнал, выключила приемник. Прислушалась. Только сейчас обратила внимание на доносящийся снаружи словно бы рыдающий вой. Песчаная буря. Мириады песчинок ударялись об антенну, образуя статические заряды электричества… Никакой сигнал не пробьет такую подушку помех. На «марсианской» станции в Арктике они так же вот потеряли связь с базой, и не на один день – на неделю. Радиостанция исправна, а связи нет! Непрохождение радиоволн.

Над головой мигала аварийная лампочка. Вспышка – темнота, вспышка – темнота…

Неласково встречает Марс гостей. Так ведь он их не звал.

На минуту Сандрой овладело отчаяние. Столь внезапное и сильное, что она потеряла контроль над собой. Она колотила руками по приборной доске, плакала, что-то кричала. Кажется, она даже потрясала кулаками, выкрикивая то ли мольбы, то ли угрозы. Но наверху было не небо, а обшивка модуля, и вряд ли боги Марса могли ее услышать.

Обессилев, она затихла. Истерика прошла так же быстро, как и началась.

В конце концов, в любой момент она может покинуть Марс – стартовать, израсходовав топливо, – и навсегда остаться на орбите. До следующей экспедиции…

Больше всего она боялась, что тишина заговорит с ней голосами мертвых.

Капли больше не падали, обшивка перестала поскрипывать. Заметно похолодало. Это напомнило о том, что температура снаружи может быть и минус пятьдесят, и минус сто.